Рюрик
Шрифт:
— Я понимаю ваш гнев, — спокойно продолжил ладожанин, — но не верю, чтобы это Гостомысл злоумышлял противу тебя, Рюрик! Не верю!
Все опять возмущенно загудели.
— Не гудите! Дайте сказати мне все, что я должен вам сказати, — без обиды потребовал тишины Мирошко. — Ведь Гостомысл рисковал своею головою, когда позвал вас сюда, — искренне сказал он и в наступившей тишине убежденно добавил: — Но все же позвал! Ох, как много у нас еще буйных голов, и со всеми он пытается рядиться! — горячо проговорил ладожанин и, видя, что все понемногу заинтересовались и слушают
Все затихли и уставились на Рюрика. Князь молчал. Со склоненной головой слушал он Мирошко и очень бы хотел поверить его простым, сердечным словам, но в душе был такой мрак, что ничему хорошему не верилось.
— Коли хочешь чего выведать о новгородском посаднике, то допроси Вышату, — тихо посоветовал Мирошко Рюрику, понимая и сочувствуя ему. — Он много лет с ним во друзьях…
Рюрик поднял голову, хмуро посмотрел на ладожанина и глухо проговорил:
— Дагар, пусть введут Вышату.
Посол вошел осунувшийся, с черными кругами под глазами от бессонной ночи.
Он как-то дико посмотрел на всех и отрешенно стал ждать своей участи.
Рюрик понял его состояние, но спросил жестко:
— Вышата, вспомни, после того как убили Сигура и Триара, не проговорился ли Гостомысл, что знал об этом.
Вышата недоумевающе уставился на князя варягов и никак не мог сообразить, что от него требуется. Ноги едва держали его.
— Сядь, — догадался предложить ему Рюрик. Посол сел на складной табурет и вытер слабой рукой пот со лба.
— Пусть принесут ему отвар наперстянки, — распорядился князь.
Вышата дрожащей рукой взял ковш с теплым отваром и сделал несколько жадных глотков.
— Ты понял, о чем я тебя спросил? — обратился к послу Гостомысла Рюрик, когда тот немного ожил.
— Да, — слабо отозвался тот.
— Сможешь говорить? — тихо и с неподдельным участием вдруг спросил его Рюрик: он вспомнил, что он сам переживал, увидев убитых братьев.
— Да, — уже чуть тверже ответил Вышата и, не дожидаясь дальнейших расспросов, медленно и тихо заговорил: — Гостомысл в те годы был на перепутье. — Все недоуменно переглянулись, но смолчали. — Да-да! — тихо заверил всех посол и пояснил: — Ни Синеус, ни Трувор не пожелали миром раскрыть тайны машин нашим воинам. Они подозревали всех нас в коварстве.
— А разве сие не так? — жестко спросил Рюрик, глядя Вышате в глаза.
— И так, и не так, — отозвался Вышата, не опустив перед князем своего взора.
Все возмущенно загудели, но князь взмахом руки восстановил тишину.
— Дале! — хмуро потребовал он.
— Я ведаю только одно: к твоим братьям многажды мы обращались с миром и просили поведать тайны
— И Гостомысл не скорбел, узнав о расправе с моими братьями? — с болью спросил Рюрик, наблюдая за беззащитными движениями новгородца.
— Скорбел! — глухо ответил Вышата. Он поднял голову и глянул на Рюрика. — И многажды бранил за это Вадима, — вырвалось у Вышаты. — Он даже заказал Ведуну поминальный камень поискать по рекам, — Тяжело вздохнув, вспомнил посол Гостомысла.
Рюрик слегка вздрогнул.
— Они бы не тайничали со своими машинами, ежели бы вы повременили со своими требованиями, а вы вот уже который раз заставляете нас обороняться или биться с вами, — медленно, четко выговаривая каждое слово, молвил князь.
Вышата промолчал, приняв долю вины и на себя. Он опустил плечи, голову и, поникнув, ждал следующих вопросов.
— Что было потом?
— Потом Гостомысл с Вадимом вынуждены были скрываться от твоего справедливого гнева, чтобы не выдать в твои руки тех, кто убил Синеуса и Трувора, — с досадой ответил посол, не поднимая головы и не глядя на князя. Он чуял, что Рюрик и так все ведает, и рассердился на его лишний, как ему показалось, вопрос.
Рюрик понял его досаду, но, идя своим ходом в этой беседе, зло спросил Вышату:
— А почему теперь им понадобилось чернить меня?
— Сие не им, а ему — Вадиму! — резко поправил Вышата князя, вскинув голову, и, не дав хода его поднимающемуся гневу, быстро добавил: — Гостомысл долго уговаривал Вадима смириться, но тот оказался глух.
Все присутствующие настороженно слушали Рюрика и Вышату, стремясь понять смысл их беседы. И тут в разговор вступил Дагар. Он сидел за спиной посла, и вопрос его подействовал на Вышату как удар хлыста.
— Ты ведал об их разговоре?
— Да, — обернувшись на голос Дагара, ответил Вышата.
— Шла ли эта клевета от Гостомысла?.
– резко спросил Рюрик.
— Нет, — стараясь быть как можно более убедительным, ответил Вышата, повернув голову в сторону князя, и добавил: — Я сам сие услышал только здесь. Гостомысл бы упредил меня, — в раздумье, как-то растерянно протянул он и горячо заверил: — Я низа что бы не поехал сюда, коли ведал бы об этом ранее.
Все молча уставились на Рюрика, ожидая решения.
— О чем он просил тебя, когда посылал ко мне? — спросил сурово князь.
— Не допустить, чтобы Веско разрушил мирный дух посольства нашего, горестно отозвался посол, не поднимая глаз на Рюрика. Осадить, коли надо будет, Вадимова посла. Ну, а главное, уговорить тебя опять расчленить дружину, — тихо и виновато, но вместе с тем и безнадежно упрямо договорил Вышата.
Военачальники возмущенно загудели. Рюрик взмахом руки восстановил тишину, а Вышата устало продолжил, ни на кого не глядя:
— Ладога гожа вышла, но краевые города оголены: кривичи, весяне и меряне тревожатся, сам сие должен понимати: их охранять-то некому! воскликнул он, поднял голову и бесстрашно посмотрел Рюрику в глаза.