Рюрик

Петреченко Галина Феодосьевна

Вальдс улыбнулся:

— Мы ведаем, что ты сын Гостомысла, но Рюрик… — Венет был всерьез обеспокоен. — Замыслы Рюрика — это не выдумка лешия… Рюрик, думаю, не со злом столкнул Ромульда с тобой, — растерянно повторил Вальдс.

— Да почему?! — удивился и возмутился не на шутку Власко. Он обернулся на Ромульда, издали наблюдавшего за их беседой: тот видел, что они о чем-то спорят, но ничего не слышал из-за шума на берегу озера; раздетые догола воины пытались войти в холодные еще воды озера и кричали и фыркали, брызгая друг на друга. — Чем я помешал Рюрику?! — вскипел Власко. —

К заговору Вадима я не имел никакого касательства! Ни одного из братьев вашего князя я не убивал, хотя и видел обоих, — горячо и искренне проговорил Гостомыслов сын и, не хитря, добавил: — Да, я хотел знать, каковы у них машины, но, раз они заупрямились, я тут же отказался от опасной игры Вадима. Сие могут подтвердить все! И трижды! — убедительно сказал Власко. — А Ромульд и я?! Где пересеклись наши пути, скажи мне.

— Во Пскове! — хмуро ответил Вальдс, проникаясь сердечной симпатией к Власку.

— Но я ни разу не видел его там! — ошарашенно возразил Власко, все еще не догадываясь, о чем идет речь.

— Вы с Гостомыслом сидите во Пскове и владеете сим городом, а Рюрик… — хмуро начал объяснять Вальдс и понял, что отступать поздно: он тяжело вздохнул и пояснил: — А Рюрик пообещал Псков… Ромульду в дар за победу над норманнами.

Власко нахмурился и, не поверив своим ушам, пожал плечами.

— Рюрик? Делит? Наши города? Между вами?! — медленно спросил он, выделяя паузой каждое слово, и недоверчиво уставился на венета.

— Этого хотел твой отец! — чуя надвигающуюся грозу, тихо сказал Вальдс. — Он же прислал Вышату для переговоров — вспомни — перед убийством Вадима! — как можно мягче напомнил знатный венет, глядя прямо в гордое и возмущенное лицо сына Гостомысла.

— Отец хотел, чтобы вы охраняли наши города, — четко возразил Власко, а владеть нами?! и делить нас! — вряд ли получится, варязи бедовые! — без улыбки, грозно предупредил Власко, резко отвернулся от венета и вскочил на коня.

Вальдс опешил: он не хотел ссоры.

— Мы не хотим брани, Влас, — горько заверил он словенина. — Довольно братоубийства и крови! Реши судьбу Пскова сам. Владей городом и держи там дружину Ромульда. Разве так нельзя? — миролюбиво предложил Вальдс и умоляюще взглянул на именитого словенина.

— Нельзя, — хмуро отрезал Влас. — Я поведаю тебе то, что побоялся поведать отцу десять лет назад, — вдруг решительно заявил он и зло добавил: — Слушай и молчи.

Вальдс удивленно уставился на сына Гостомысла и выжидательно замолк.

— Я почти сверстник Рюрику, — все так же хмуро начал Влас. — Но я, зрелый муж, не хочу быть князем наших племен. Не дивись, — грубо потребовал он и горячо продолжил: — Отец не единожды примерял на мою голову княжеский шлем, но я видел волчьи взгляды наших бояр и боялся. Да! Да! Боялся! беспощадно повторил он. — Я хотел жить! — крикнул он в лицо Вальдсу. Тот смолчал. — Разве я не прав? — зло спросил Влас, но Вальдс опять промолчал, слегка пожав плечами в ответ на откровение словенина. — И я не вижу правоты и отцовской! — вдруг очень тихо проговорил Влас, отвернувшись от удивленного венета.

Вальдс не выдержал и ошарашенно спросил:

— Почему?!

Влас понял, что сказал много

такого, что вряд ли понятно до конца и ему самому, но все же пояснил:

— Отец хочет сделать нынче то, что когда-то сделали уже греки, а потом воры-римляне… Чем все это закончилось, ведаешь? — грустно спросил он.

— Да, — просто ответил Вальдс и уже понял, куда клонит Гостомыслов сын. — Значит, ты думу имеешь другую: не объединяться, чтоб защищаться, а разъединяться, чтоб погибнуть? — беспощадно спросил он.

— Я думу имею такую: зло всегда сильнее добра, потому и…

— Врешь, — возразил венет, перебив Власко. — Зло быстрее добра, но не сильнее, — и убежденно пояснил: — Именно поэтому ты был все же с нами, а не против нас! — Вальдс облегченно вздохнул, поняв заблуждение Власа.

Тот же, почувствовав себя побежденным, зло спросил:

— Скажи на милость, какой бог закалил твою душу?

Вальдс засмеялся и, счастливый, что Влас не отъехал от него, быстро ответил:

— Проклятые германцы! Мы всю жизнь боролись с ними, а не меж собой! У вас, у ильменских словен, мало было чужих врагов! — Он отечески окинул взглядом все еще сомневающегося Власа и весело предложил: — Слезай с коня и пошли к Ромульду!

— Но ты же сам молвил, что Ромульд — соперник мне! — недовольный собой, пробурчал Власко. Он удивленно посмотрел на развеселившегося венета и вдруг спросил: — А… этот Ромульд… не убьет меня?

Вальдс чувствовал, что Влас не боится сразиться с соперником, а попросту прощупывает Рюриковых военачальников.

— Об убийстве никто из нас не думает, — мягко успокоил словенина венет и выдержал его настороженный взгляд.

— А почему ты рядишься со мной? — недоверчиво опять спросил словенин.

— Да потому, что я буду охранять! Изборск! — сделав ударение на слове «охранять», объяснил венет, улыбаясь.

— Сосед! — понял Власко. — Хочешь мира и порядка со своим соседом! медленно подбирая слова и думая все еще о своем, воскликнул он.

— Вот именно: мира и порядка! Неужели не сладим? Да и Рюрик не со злом сажал во Псков Ромульда. Он верит: Гостомысл вернется в Новгород, воскликнул Вальдс.

— В который? — снова нахмурившись, спросил Власий.

— Да в любой! Вряд ли твоему отцу будет тесно с Рюриком в нашем новом городе! — дипломатично предположил Вальдс, хитро поглядывая на Власко.

— Ты что, советник Рюрика? — по-прежнему не улыбаясь, спросил его Власий.

— Да! — просто ответил Вальдс. — Я был первым помощником Триара, — с горечью пояснил он. — Вглядись в мои волосы. На них не только обрядовая краска; на них — печаль по убийству моего князя.

Власко опять промолчал. Теперь уже он ждал того решительного момента, ради чего окликнул его с самого начала варяжский полководец.

— Пойми нас душой, — словно почуяв ожидание именитого словенина, проговорил венет. — Вы не платили нам за службу, а сами призвали нас помогать наводить порядок и охранять страну. — Вальдс говорил так убежденно и с такой горечью, что Влас заволновался. — Вы многажды обидели нас, и теперь мы будем охранять не столько вас, сколько себя. Назад нам пути нет, со злостью заявил он, — и знаешь почему?