Рюрикович 2
Шрифт:
Глава 9
«Ведарь всегда должен помнить, что хорошие времена сами не настают. Их создают хорошие люди»
Кодекс ведаря
— Он жив?
— Да. Но очень слаб.
— Ещё бы — в одиночку такое проделать. Поднимаем его. Да куда вы выносите его вперёд ногами? Он же ещё живой!
— Нам так удобнее!
— Зато ему не очень. Видите, как морщится?
— Это он тужится. Он что-то сказать хочет…
— Вот, дайте ему снотворное,
— Может лучше местную анестезию применить?
— Кулаком по дыне? Так убьёшь же, Семёныч! Помрёт геройски, а ты потом за него отвечать будешь!
Такие голоса раздались в моей голове прежде, чем я открыл глаза. Когда же продрал веки, то обнаружил себя лежащим на траве неподалёку от причала. Возле меня сидела боярышня Собакина и смотрела как на носилках несли… Годунова?
Я тут же попытался сесть, опрокинулся обратно, знатно приложился головой и невольно матюкнулся.
— Что вы, Иван Васильевич? — тут же на плечи легли девичьи руки. — Вам не стоит сейчас резко двигаться! Пусть вы и здоровы, но лучше повременить с прыжками.
— Я здоров? А что с Годуновым? Что с Борисом? — я всё-таки приложил усилие и сел.
Увидел вполне живых и здоровых дворян, что сражались с клыкохватами. Они стояли в стороне, рядом с отрядом Сверкающих и неторопливо разговаривали. Все живы и здоровы. Кроме Годунова. Вот он как раз был белолицым и покачивался, уносимый на носилках.
— Когда вы вывалились из Омута, вы были похожи на живого мертвеца, — проговорила Марфа. — Борис тут же спрыгнул с дерева, подбежал и начал вас лечить. Один из клыкохватов вцепился ему в плечо, но он даже не заметил. Я сбила ту тварь, а потом охраняла вас двоих до тех пор, пока не прибыли Сверкающие и два ведаря.
— И это Борис такой после укуса? — покосился я на друга.
— Нет, он отдал вам все силы. Мне даже пришлось отбрасывать его, чтобы полностью не истощил свои энергетические запасы.
Годунов отдал все силы? Вот это номер! Я думал, что его поставили ко мне только наушничать и следить, а он… М-да, вот так и думаешь на людей не очень хорошо, а они ради тебя жизнь готовы отдать!
— А что с Омутом?
— После вашего выхода он схлопнулся и закрылся. Больше клыкохватов из него не выходило. Вы закрыли его… В одиночку…
После этого Собакина закрыла лицо и заплакала. Я недоумённо посмотрел на неё. Чего это она?
— Простите, царевич, я… я просто… переволновалась… Всё это так неожиданно, всё так быстро… Всё так…
— Успокойтесь, боярышня, успокойтесь! — я погладил её по плечу. — Всё закончилось.
Вот ненавижу женские слёзы. Понятно, что это нервное, но лучше закрыть пару Омутов, чем вот так вот сидеть и не знать, как успокоить. На моё счастье, к нам подскочила княжна Бесстужева:
— Царевич! Царевич! Как я рада, что вы пришли в себя! Мы так переволновались…
— Было бы о чём волноваться, — хмыкнул я. — Вот, лучше успокойте Марфу Васильевну, а я пока посмотрю, что там с Годуновым.
— Вам бы ещё полежать, господин Рюрикович,
Чтобы не отвечать, я встал и поторопился в сторону уносимого Годунова. Остальные посмотрели на меня, а я поднял вверх большой палец, показывая, что со мной всё в порядке.
Нагнал носилки уже на выходе из парка:
— Господа, остановитесь на секунду!
Трое мужчин в синей медицинской одежде посмотрели на меня. Один, похожий на главного, хмуро сказал:
— Господин? Может мы продолжим наш путь? Вашему другу нужна реабилитация. И вам тоже не мешало бы отдохнуть.
— Можно взглянуть на друга? — спросил я. — Всего пару секунд. Он же спас меня. Что вам стоит?
Главный произнес:
— Опустите, пусть царевич взглянет на товарища.
Годунова опустили на асфальт. Я тут же прислонил пальцы к вене на шее. Слабая пульсация подарила надежду, что всё будет хорошо, но… Этот лекарь отдал слишком много своих сил.
Я уже не мог тогда самостоятельно потреблять сущности, а Годунов решил отдать мне свои жизненные силы, чтобы поддержать жизнь в ослабевшем теле. И сейчас…
Я должен был помочь своему напарнику!
Две сущности прошли через мои пальцы и вошли в тело Годунова. Тот выгнулся дугой, откинулся на носилки и… вздохнул. Грудь поднялась высоко, как будто тот сожалел о произошедшем. Не хватало только поднятой на лицо ладони, чтобы показать всю глубину испанского стыда.
Зато его щёки чуть порозовели, а стук сердца стал более устойчивым.
— Что вы сделали, господин? — нахмурился медбрат. — Вы использовали магию живицы?
— Да, вернул немного того, что этот человек подарил мне, — улыбнулся я. — Чтобы он смог без проблем доехать до больницы, а там вы уже поставите Бориса на ноги.
— Вы… ведарь? — поинтересовался другой медбрат.
— Да, и так получилось, что не рассчитал свои силы, — вздохнул я в ответ. — А мой товарищ мне помог.
— У вас хороший товарищ, — кивнул главный. — Таких товарищей беречь надо. Ладно, ребята, берите и поехали. Если что, ищите друга в Центральной больнице.
— Да, он хороший товарищ… Спасибо, ребята, за мной не заржавеет, — я вытащил из кармана пятисотенную и протянул её медбрату, на что тот покрутил головой, мол, не надо. — Положите его в нормальную палату и… не допускайте до него симпатичных медсестричек, а то он от вас вообще не уйдёт.
— Ну и сволочь же вы, Иван Васильевич, — еле слышно прошептал Годунов.
— Я о тебе забочусь, притворщик, — хмыкнул я в ответ. — Тебе о здоровье думать нужно, а не о любовных страданиях.
Годунов что-то ещё прошептал, но я уже его не слушал. Махнул рукой санитарам, после чего отправился на разговор к остальным аристократам.
Мне повезло, что ведари ещё не уехали, поэтому быстро представившись и в общих чертах рассказав всё, что произошло, я избежал долгих расспросов. Дал Слово, что всё опишу Ведарской Общине в последующем докладе. После этого меня освободили от дачи показаний.