Рыжая проблема альфы
Шрифт:
Щуплому приходится посмотреть на меня. Он определенно ненавидит меня. Пожалуй, его мне стоит опасаться больше всего.
— Так это Моника?! — с неподдельным изумлением восклицает Щуплый. — Наверное, из ревности. Она на днях жаловалась, что ты к ней охладел. Сочла, видимо, новую рыжую помехой…
Снова при мне говорят обо мне так, будто я — предмет мебели. Но, что примечательно, эта версия совпадает с тем, что мне тогда сказала сама Моника. Интересно, поверит мне альфа, если я ему поведаю эту версию? Или сочтет клеветой
Эти волки обмениваются какими-то дежурными фразами, альфа явно демонстрирует нежелание это обсуждать и, когда Щуплый таки уходит по делам, альфа поворачивается ко мне с заинтересованным выражением лица и с металлом в голосе спрашивает:
— Ничего не хочешь мне сказать?
26.
Цепенею. Понятия не имею, что именно он хочет услышать. И его недобрый запах мне не нравится. Качаю головой.
— Что я должна хотеть тебе сказать? — переспрашиваю с легкомысленным видом.
Он молча берет меня за плечо и ведет к себе в спальню. Снова сюда. Да что ж такое, других мест в его логове вообще нет?
— Зачем ты постоянно приводишь меня в спальню? — пытаюсь придать голосу шуточное звучание, а самой неизменно страшно. Волнительно оказываться с ним наедине и в комнате, где есть кровать.
— Здесь нет камер, — отрезает альфа, запирая дверь за моей спиной, и припирает меня к ней, ставит ладони по сторонам от моего тела.
От него пахнет неизбывным интересом и легким возбуждением, но сейчас запах приправлен нетерпением и флером раздражения.
— Как ты сбежала? — наконец с расстановкой спрашивает он.
Ах это… Сейчас уже неважно, можно рассказать все начистоту, так что пересказываю ему все как было. Альфа слушает и не перебивает. Похоже, он тоже подозревает кого-то из своей стаи в пособничестве Монике.
— А карта как выглядела? — наконец спрашивает он, когда я заканчиваю рассказ.
— Обычная карта, ничего особенного, — произношу на выдохе. Шейд сейчас так близко, что его очень мужской и невероятно вкусный аромат окутывает меня, пробирается в нос, оседает в легких. — Никаких опознавательных знаков на ней не было.
Он кивает и перемещает одну руку мне на талию. Ведет вверх к груди и останавливает в основании шеи, чуть сжимает пальцы. Меня это одновременно возбуждает и до чертиков пугает. Сама слышу, как учащается дыхание. В спине начинает чуть тянуть. Запах альфы тоже становится более острым, и теперь в нем больше желания, чем агрессии или раздражения.
Он наклоняется ко мне и принюхивается к волосам возле уха. Тихо рычит. А я зажмуриваюсь и почти не дышу, уверенная, что он сейчас набросится на меня. Запах возбуждения Шейда становится очень отчетливым и смешивается с моим, но у него начинает звонить телефон.
Его тепло возле моего тела рассеивается, рука с шеи исчезает. Я открываю глаза и вижу, как он отвечает на звонок, поворачиваясь ко мне
Альфа слушает сообщение по телефону, потом поворачивается ко мне и оценивающе осматривает. Качает головой. Соглашается с собеседником и вешает трубку.
— Тебя придется переодеть, рыжая, — выговаривает недовольным тоном. — Мы встретимся с Бартоломеем, а он не привык видеть волков в спортивных костюмах.
Хочется спросить, где он возьмет мне одежду, но я понимаю, что это даже не вопрос. Плевая задача. Альфа выводит меня из своей комнаты и провожает дальше по коридору. Открывает одну из дверей в самом конце. В нос забирается знакомый запах омеги, которая мне помогла. Ещё живой её собственный аромат. Она была в этой комнате не больше суток назад. Получается, она в камере провела совсем немного, и за это время её успели убить? Так не бывает. Её убили раньше, просто смерть наступила в камере.
Шейд по-хозяйски подходит к огромному платяному шкафу с зеркальными вставками, который занимает всю противоположную двери стену. Открывает одну секцию — там полки. Закрывает, отодвигает соседнюю купейную дверь — штанга с платьями.
Качаю головой. Я никогда не носила платья. Это неудобная одежда — они не дают никакой защищенности и в большинстве случаев сковывают движения.
Шейд не обращает на меня внимания, перебирает плечики, пока не натыкается на черное узкое трикотажное платье на нешироких бретельках. Швыряет его на кровать. Из отделения с другой стороны извлекает босоножки.
— Надевай, — приказывает.
— Нет, — возражаю, хотя понимаю, что это бесполезно.
— Если не ты, я сам тебя одену, и тебе не понравится, — альфа строго рычит на меня. От него веет раздражением. Это не флирт и не шутки.
Лучше подчиниться. Верчу головой в поисках двери в ванную — не нахожу. Она может быть замаскирована, так что её сразу не видно.
— Здесь переодевайся, — подгоняет альфа.
— Тогда отвернись! — отвечаю в тон раздраженно.
Он качает головой и в пару шагов оказывается рядом. Порывистым движением срывает мое худи через голову. Едва успеваю поднять руки. Где-то трещит шов.
Отпрыгиваю и выставляю вперед ладонь.
— Поняла! Поняла, — бормочу скороговоркой. — Дальше я сама.
Возражений больше нет. Мысли мгновенно выстраиваются в направлении не выводить его из себя. Мне неловко перед ним обнажаться и щеки краснеют.
— Ты так забавно стесняешься. Мне нравится, — рокотливо замечает альфа. Сбавил градус гнева. — Только не понимаю, почему. Я же видел тебя голой. Я овладел тобой. Разве это не сближает нас?
— Нисколько, — огрызаюсь, влезая в платье. — Ты против моей воли взял мое тело, с чего я должна проникнуться к тебе?