Рыжая птица удачи
Шрифт:
Да, она знает много. И уж если уходить — то так, чтобы эти знания не пропали.
Карина пришла к этой мысли не сразу. Уже стемнело, а она всё сидела, так что у неё затекли ноги и спина, но она упрямо смотрела на белеющий в сумерках флакон. К ночи она окончательно решилась, и снотворное вернулось в аптечку.
На всём свете не оставалось человека, которому она доверяла бы больше. Если бы был хоть кто-то ещё, она ни за что не стала взваливать это всё на Нику. Но больше не было никого. Да и не только в этом дело. Ника должна знать. Она должна знать, что случилось с её Фениксом. И ещё — нельзя оставлять её наедине с тем
Карина поежилась. Страх перед Боссом по-прежнему слепил и оглушал, но сейчас она уже решилась бежать, и это придавало сил. О, если бы она могла забрать с собой Нику… но это невозможно. Ника не согласится. На уговоры уйдёт слишком много времени, и она никогда не поверит, что должна бежать. Как поверить в предательство одного из самых близких людей? А у Карины нет времени на уговоры и доказательства. Нике не угрожает ничего страшнее разочарования, а вот Карина вполне может лишиться жизни или… или ещё хуже. Что именно может случиться, она не смогла бы сейчас сформулировать, но свято верила — этот человек может сделать что-то и хуже смерти.
Значит, надо передать Нике всю информацию. Если подруга будет достаточно осторожна, Босс ничего не заподозрит. И у Ники больше шансов достучаться до кого-то, кто сможет остановить Босса и его людей. У Карины этот шанс стремится к нулю.
Вдруг ей пришло в голову, что Ника может и не захотеть использовать эту информацию. Ну и что, что Феникс? Он уже мёртв… После смерти матери и сестры, любимого мужчины, потери подруги — Карина себя списала со счетов ещё тогда, когда поняла, кто такой этот рыжий и кем он был для Ники — вот после всего этого самой натравить на родного человека законников, лишив себя ещё одного члена семьи… Карина не была уверена, что сама смогла бы так поступить. Сможет ли Ника?
Но выбор был невелик. Больше никому доверить своё знание она не могла. Поэтому сомнения пришлось отбросить.
Вся доступная ей часть базы данных «Дианы» уже была скопирована на флеш-кристалл и спрятана в надёжном, насколько это возможно, месте. Оставалось только решить, как сообщить Нике то, что не входило в компьютерные отчёты.
Чтобы просто вытащить подругу в джунгли на разговор, не шло и речи. Карина не могла себе представить, как заговорить обо всём этом, как посмотреть хотя бы в землю рядом с ногами Ники, не говоря уже о том, чтобы встретиться с ней взглядом. Какие найти слова… нет, она не сможет. Поэтому оставалось письмо или звуковое сообщение. Если просто говорить, не думая, как будет меняться Никино лицо, не представлять, какие мысли сейчас приходят в её голову, если быть уверенной, что когда закончишь говорить, просто выключишь запись и больше ничего не случится… Ника не скажет ни слова, Ника не развернётся и не уйдёт молча, Ника не окатит ледяным взглядом, Ника не заплачет — просто потому, что её не будет рядом. Так легче.
Пользоваться электронной почтой Карина не решилась. Она нашла в своих личных документах обычный бумажный лист и пластиковый конверт. Письмо писалось долго, и не только потому, что трудно подбирались слова — Карина банально почти разучилась писать много от руки. Однако оно было написано, запечатано и готово к отправке. Как передать его адресату, она уже знала, это было несложно для них двоих, но никому другому не пришло бы в голову.
Карина разбудила Нику в четыре часа.
— Прости,
— Куда, Рина? — только и смогла спросить плохо соображающая со сна Ника.
— Понятия не имею. Искать меня не надо, я не хочу ни возвращаться, ни видеть кого-то снова… даже тебя, — голос Карины чуть дрогнул. — Так надо, Ника. Я должна. Помнишь, как мы в школе играли? Уйдём в джунгли, не ищите нас, мы самостоятельные. Я самостоятельная, Ника. Помнишь, как мы тогда играли? На той полянке, на опушке. Вроде, и в лесу, а на самом деле почти у дома. Мы хитрые были.
Нике казалось, что Карина бредит. Та не давала вставить ни слова, почти все три минуты разговора вспоминала о том, как они играли в детстве, как, учась ещё в школе, клялись друг ради друга сделать всё, что угодно, как прятали листок с торжественно написанной клятвой всё на той же полянке. Как прощались перед отлётом Ники, как обещали обязательно быть потом вместе.
— Все, подруга, мой рейс, — наконец остановилась она. — Прости, мне пора. Но мы ещё встретимся. Может, даже на той полянке. Где клятву давали.
Связь отключилась.
Пять утра. Рассвет чуть занялся малиновым светом, но ночная прохлада ещё ощутимо давала о себе знать. Ника поёжилась. На балконе в лёгком коротком платье было не жарко. Но она не могла заставить себя уйти в комнату. Ей необходимо было стоять тут, смотреть на светлеющее небо и пытаться успокоить сумбур в голове.
Рина улетела. Рина улетела внезапно, словно убегая, словно боялась чего-то. Что случилось, кто или что заставило её сорваться с места и даже не попрощаться толком? Они ещё пару дней назад разговаривали, и ничто не предвещало такого неожиданного срыва. Всё не так, всё не то, всё перепутано!
А ещё ей не давала покоя глупая, неправильная мысль. Ника сама понимала, что мысль неправильная — ей казалось, что она предала Павла. Тем самым, что позволила Киру утешить себя, дотронуться… Нет, даже не до своего лица, до своей души. То, что она рассказала Киру, Павлу не говорила никогда. Конечно, она не могла, он бы всё воспринял на свой счёт, подумал бы, что она обвиняет его. Нет, она и не обвиняла, просто потому что её Пашка не был виноват. Её Пашка. Баран, невыносимый дурак, который оставил её одну, просто потому, что гордость взыграла в крови, потому что привычное «я сам», на этот раз оказалось летальным и в последний раз произнесённым. Пашка… как же мне тоскливо без тебя, родной! Без твоей вызывающей улыбки, без твоих нежных рук и ласковых губ, без твоего простуженного голоса. Какая же я дура! Не надо было предохраняться, и сейчас у меня был бы твой ребёнок. Ребёнок с твоими глазами. Я так хочу к тебе, Пашка…
— Ты что-то сказала, девочка?
Ника вздрогнула и торопливо смахнула с лица прокатившуюся слезинку.
— Тебе показалось. Что ты тут делаешь так поздно?
— Поздно? Скорее рано. Ты что, ещё не ложилась?
— Нет, я не хочу спать. Ты что-то хотел?
Орест кивнул.
— Да, я хотел поговорить с тобой. Услышал, что ты не спишь… Что с тобой происходит, маленькая? Ты как тень стала, так нельзя.
Ника вздохнула. Нет, Орест читать лекции не будет, он понимает её, всегда понимал. Но, конечно, он беспокоится, она же для него как дочь.