Рыжее братство. Трилогия
Шрифт:
– Ну тогда непременно выберите часок, загляните в балаган дядюшки Каро! – сделала рекламу предстоящему представлению женщина, сосредоточив большую часть своего внимания на Птице и увеличив интенсивность улыбки. Дядька в красном довольно закивал, попыхивая трубочкой и предоставляя коллеге полную свободу действий, а она обратилась еще и ко мне: – Приходите, магева, на наши чудеса поглядите! Акробаты, жонглеры, канатоходцы, клоуны, куклы, двигающиеся сами по себе!
– Не люблю марионеток, слишком похожи на людей, – скривилась я, цедя слова, – но за приглашение спасибо.
– Но разве это не забавно? – непонимающе нахмурилась разбитная красотка, даже на мгновение прекратила артобстрел моих спутников изпод длинных ресниц.
– Напоминание о том, что вся наша жизнь и любой выбор – обман, что
Так же как моя подруга Галка ненавидела гусениц и бабочек, я с детства шарахалась от кукол, пародий на человека, и ударялась в рев, стоило комулибо попытаться всучить мне «прелестную игрушку». Куклы казались мне готовым сосудом, только и ждущим, когда нечто недоброе заполнит их, или, случалось, я была почти твердо уверена, что зло уже засело под невинной резиновой оболочкой, а стеклянные глазки наблюдают за людьми, выбирая подходящую жертву. Както, поглядев «Чаки», я поняла, что такие фантазии посещают не одну меня. Но о своих страхах беседовать с балаганщицей совершенно не хотелось, и к психоаналитику я бы тоже ни за что не пошла. Лечить надо то, что сам считаешь болезнью, на худой конец, отклонением, а я всего лишь проявляла разумную осторожность по отношению к опасным предметам. Вот у наших предков на этот счет правильная была позиция: кукла, подобие человека, – предмет мистический и культовый, неподготовленному субъекту без защитных ритуалов никаких дел с ней иметь не следует. А в магическом мире я вообще не собиралась даже приближаться к «игрушкам». Пусть лучше считают магеву слишком высокомерной и заумной для невинных забав с марионетками, от меня не убудет, а нервы целее окажутся, и, как знать, только ли нервы.
Поняв, что из меня не выйдет восторженной поклонницы балагана, красотка переключилась на более доступные жертвы. Она профессионально весело воскликнула:
– Но васто, господин, мы будем ждать? – и игриво подергала за штанину Герга.
Засмотревшийся в декольте актриски, уставший и совсем нетвердо сидящий на лошади поэт от этой встряски потерял равновесие и свалился прямо на звенящие руки красотки, в глубь повозки, откуда донеслось сонное ворчание минимум трех голосов.
– Эй, Щегол, твое седалище нашло местечко по вкусу? – сыронизировал Лакс, на лету перехватывая поводья Белки. – Так до самого Мидана и поедешь, приятель?
– Ох, был бы только рад, – коекак выбравшись из глубин кибитки, соломы и юбок, простонал поэт под игривый смех красавицы, обвившей его шею руками и залепившей звонкий поцелуй в щеку. – Всадник из меня куда худший, чем из лошади магевы – охотник. Зада не чую.
– А и оставайся, пожалуй, – моментально предложила балаганщица, проникшись великодушным сочувствием к несчастному поэту, – места в кибитке вдосталь. До Мидана к ночи доберемся. Эй, дядюшка Каро, прихватим попутчика?
– Отчего ж не прихватить, – добродушно оскалился тот, выпуская фигурное колечко дыма.
– Правда, Герг, – ухватилась я за ценную идею, – оставайся. Чего зря мучиться? Лакс тебе денег на дорогу и житье даст, а там, если захочешь, всегда нас найдешь.
Щегол смутился, поупирался немного, больше для вида, но согласился. Не последнюю роль, полагаю, сыграло пышное бедро женщины, прижимающееся к его боку, и ее ласковый взгляд. Вор ссыпал поэту горсть монет разного достоинства и перебросил с седла мешок с барахлом и коекакой едой.
– Вы уже знаете, где остановитесь? – спросил напоследок Птица.
– Там, где мягкие постели, чистое белье, горячая вода для мытья и хорошая еда, – озвучила я скромный перечень требований.
– Тогда я вас быстро отыскать смогу, – мигом успокоился Щегол.
Мы попрощались, пожелали балаганщикам удачи, попросили их беречь непутевого поэта и поехали вперед. Вскоре фургоны остались далеко позади.
Теперь, не подстраиваясь под черепаший ход Герга, мы двигались куда веселее и быстрее. Я оживилась и вновь принялась вертеть головой по сторонам, надеясь узреть первые признаки пригорода районов, пусть не линии электропередачи и вездесущие автомагазины, но хоть чтото намекающее на близость Мидана. Кейр же все оглядывался на Птицу, попавшего
– Кейр, шею свернешь! – поддел приятеля Лакс, привязывая поводья Белки к луке седла. – Чего ты на них так вылупился?
– Странный народ бабы, – задумчиво буркнул телохранитель. – Как они мужиков выбирают? Я мог бы поспорить, что ей больше ты глянешься, ну или я, а она на Герга глаз положила. Ни кожи, ни рожи, одни кости. Вот ты, магева, знаешь, почему так?
– Знаю, – усмехнулась я, и мужчины повернулись ко мне как подсолнухи к солнцу, ожидая ответа на вопрос изначально риторический, даже лошадей ближе подогнали, чтобы ни словечка не пропустить. – Все дело в том, что у женского пола любовь и жалость чувства часто смешиваемые. Согласитесь, нашего худосочного поэта так и тянет накормить, обогреть и приласкать, как бродячего пса. Вот поэтому Щегол бабам и нравится, причем чем старше, опытнее, увереннее в себе женщина, тем охотнее она западает на такие экземпляры. Вопервых, с ней никто не будет бороться за первенство в семье, вовторых, есть о ком позаботиться, кого пожалеть. Вот у животных все иначе, там выживает сильнейший, чтобы продолжить род здоровым потомством, от хилых производителей рождаются нежизнеспособные детеныши. Поэтому самка твердо знает, каким должен быть ее спутник. Физическая мощь – основной приоритет. У людей все иначе устроено, не всегда рационально, но ведь хилый человек не значит идиот, он может быть хитрым, изобретательным и куда более удачливым, чем тупой бугай, привыкший полагаться на силу. Вот и носится часть женщин с вызывающими жалость мужчинами, а польза от этого всем людям. Раньше были такие страны, где немощных детишек сразу после рождения со скалы кидали, а теперь об этих государствах только память осталась, и не последнюю роль тут хиляки сыграли, наизобретав арбалеты, катапульты и прочие средства убийства, уравнивающие шансы.
– Эк все сложно, – крякнул Кейр, переваривая информацию. Не знаю, сколько и чего он понял, но вопросов по маленькой лекции задавать не стал, глубоко задумавшись. Зато встрял вор:
– И что же, Оса, ты бы тоже на хиляка польстилась?
– Неа, – я ответила рыжему с самым серьезным видом, стараясь изо всех сил не расхохотаться, – у меня все зависело бы от обстоятельств.
– Это как? – озаботился Лакс, наматывая на руку повод.
– Вот, скажем, если бы я, ничего не зная о вас троих, искала, обуянная нежданным желанием свить семейное гнездо, мужа, то выбрала бы Кейра. Он на вид такой надежный, сильный, постоянный, а если бы развлечений хотелось, то ты бы вполне подошел, рыжий ворюга, как легкомысленный, но веселый тип. Герг же больше на кандидаты в приятели тянет, вместо подружки, с которой за жизнь потрепаться охота.
Лакс заморгал, не зная, обижаться ему на мою оценку или радоваться. Кейр отвернулся, скрывая ухмылку. А я начала приставать к вору с вопросами:
– Лакс, а почему Птица говорил, что нас быстро разыщет? Мне уже даже страшно, в какую глушь вы меня тащите! Неужто все, чего я хочу в Мидане, такая жуткая редкость?
– Нет, конечно, не жуткая, но редкость, да и довольно дороги такие трактиры, потому их немного. За удобства хорошо платить лишь знатные господа и купцы готовы, но первые у губернатора в доме или у других знакомых дворян останавливаются, торгаши же в гильдейских домах ночуют. А все прочие не столь придирчивы к тому, на чем будут спать. Поесть же и в ресторанчиках можно. – Вор наскоро объяснил структуру гостиничного бизнеса в Мидане, с которым был знаком не понаслышке. Сам изза наследственной эльфийской чистоплотности по возможности предпочитавший чистое белье, постели без насекомых и вдоволь воды для мытья, Лакс знал подходящие для нас трактиры.
– Хорошо быть богатой. – Я довольно улыбнулась, а Лакс стукнул по одной из седельных сумок так, чтобы она издала приятный глухой звон.
– При том, как вы деньгами бросаетесь. – Похоже, рачительного Кейра едва не хватил кондратий, когда мы от щедрот души Герга монетками оделили. – Не долго тебе, магева, богатой быть.
– Чем больше тратишь, тем больше имеешь, – наставительно, как философ ученику, заметила я телохранителю. – Вот ты такой нищий тип…