Рыжеволосая девушка
Шрифт:
— Мы должны ориентироваться на англичан, — сказала я.
— Ах, вечно ты со своими англичанами, — отмахнулся Хюго. — Давай лучше подумаем, как поскорее напасть на след Друута. Это самый лучший способ пресечь захватнические стремления наших дорогих восточных соседей.
В каждом случае нашей «охоты» повторялись одни и те же элементы: в первые дни — разведка, опознавание и прощупывание и проводы до дома интересующих нас лиц. От Флоора мы узнали некоторые приметы Друута: человек средних лет, среднего роста, волосы самые обыкновенные, глаза серо-карие…
— Все одинаковое, среднее, — брюзжал Хюго. — Такие приметы у десятков тысяч
— На нем, кроме того, военная форма, — подсказала я с насмешкой.
— И еще каинова печать, — едко добавил Хюго, — хотя ты и не сразу ее заметишь… Надеюсь, нам удастся выжечь эту печать на его роже.
— Тогда нам нужно постараться сначала разузнать, как эта рожа выглядит и на каком туловище она сидит, — ответила я.
И мы разузнавали. Изображая влюбленную парочку, бродили мы в районе полицейского участка, останавливаясь перед витринами магазинов на Вестзейде, хотя товаров выставлялось все меньше и меньше; руководствуясь вначале догадками, затем простодушно расспрашивая часового на мосту или подметальщика улицы, мы наконец выяснили довольно точно, каков из себя нужный нам человек. Описание Флоора целиком подтвердилось: все в этом приспешнике нацистов было одинаковым, «средним»; в штатском он выглядел бы совершенно незначительным и ничем не бросался бы в глаза.
В его взгляде явно выражалась пугливая враждебность; может быть, другие этого не замечали. Мы видели его несколько раз, когда он входил в полицейский участок и выходил оттуда; и всегда с ним были какие-то люди. Черно-синюю военную форму он носил как-то неуклюже, неуверенно, будто никак не мог привыкнуть к мысли, что все эти галуны и знаки отличия действительно ему принадлежат. Почти двадцать пять лет своей служебной карьеры он шагал по камням мостовой… Жалкий постовой полицейский, которому внезапная удача вскружила голову, уже не мог остановиться и ради денег продолжал совершать тяжкие преступления.
— В самом деле, у него просто несчастный вид, — сказала я, когда мы наконец убедились, что этот молодчик и есть тот самый Друут.
— Тебе что, жаль его? — насмехался Хюго. — Потому что он никак не может обрести подходящую осанку к мундиру? Думай лучше о каиновой печати!
— Может, я думаю об этом больше, чем ты, — отрезала я, раздраженная его наставительным тоном. — Я стреляю первая, понятно?
Хюго взглянул на меня и, улыбаясь, положил свою руку на мою.
— А что, если мы снова сделаем так, как в прошлый раз? — спросил он. — Каждый со своей стороны.
— А если мы сделаем так, как это потребует момент? — предложила я.
Мы весело рассмеялись, вновь обнаружив полное единомыслие. Видя перед собой полицейский участок, мы уже начали строить планы, пытаясь представить себе все подробности ликвидации предателя родины: как мы станем к нему приближаться, как потом скроемся, заметем свои следы… Так мы фантазировали, подстерегая врага дня два-три. Каждый вечер нам приходилось поспешно возвращаться обратно, в огородное хозяйство за Кастрикумом, так ничего и не добившись. Я видела, что Хюго становится все более молчаливым, замкнутым. Лицо его было строго и непроницаемо, в глазах словно застыла напряженная мысль. Не знаю, как выглядела я сама; вероятно, нечто подобное было и со мной; я заметила это по взглядам, которые Ферлиммены бросали на меня при встрече.
На третий день мы снова отправились в Заандам и остановились перед книжным магазином на Вестзейде, где была вывешена свежая газета.
— Ты видишь?.. — спросила я срывающимся голосом и всей своей тяжестью оперлась о Хюго; сердце мое билось медленно, словно кровь отказалась поступать в него. — Они расстреляли Херрита Яна и еще трех других без указания имен…
Хюго впился глазами в маленькое, обведенное черной рамкой сообщение. Лицо у него по-прежнему было замкнутое, но под загорелой кожей вдруг разлилась бледность.
— «Диверсии и вооруженные нападения…» — читал он вполголоса. — Значит, они все же прикончили его, несмотря на то, что он был парализован…
Я ухватилась за его руку, чтобы не упасть, и глубоко перевела дух.
— И еще трое, без указания имен, — сказала я. — Еще трое…
Хюго взглянул на меня. Ужас охватил нас обоих. Если сначала лицо Хюго побледнело, то теперь оно внезапно дрогнуло и потемнело от прилива крови.
— Не может быть, Ханна, — прошептал он.
— У этих отъявленных убийц все возможно, — сказала я. Ярость, сменившая ужас, прогнала слабость и полуобморочное состояние. — Ты понял?.. Это Том, Ян и Эдди.
— Не может быть… — повторил Хюго. Губы его продолжали шевелиться, будто он хотел еще что-то сказать, но не мог произнести ни звука.
— Идем, — сказала я и увлекла его за собой. Мы пошли вдоль домов, миновали школу и направились к небольшой бухте, где курсировал маленький паром. Я чувствовала, что надо увести Хюго подальше от полицейского участка; оправившись от потрясения, он мог прийти в ярость, и тогда он, чего доброго, совершил бы безрассудный поступок — как знать, возможно, даже Хюго был способен на это.
Мы переправились через реку Заан. Заречная сторона была тихая, спокойная; там расположились довольно невзрачные рабочие кварталы в тени огромных фабрик и запущенных пакгаузов. Мы брели вдоль садов и каналов с высокими мостиками; еще вчера и позавчера я, широко открыв глаза, любовалась этими живописными местами; а сегодня все казалось мне мертвым: безжизненны были камни, стены и земля, чем-то засаженная; люди, проходившие мимо нас, были неправдоподобны, словно призраки. Я не отпускала Хюго от себя; ведя рядом с собой велосипеды, как подвижной заслон, мы шагали по булыжнику и по скверным дорожкам, убитым кирпичом; ноги Хюго, обычно такие красивые, легкие и упругие, двигались теперь словно налитые свинцом. На одном сквере с жиденькими деревцами и буйной, не подстриженной травой мы остановились возле скамейки. Прислонив велосипеды к железной ограде сквера, мы уселись на скамейку. Между корпусами двух жилых домов видно было искрящуюся широкую полосу Заана, на которой чуть заметно колыхалось несколько старых лодок и сипло пыхтел проплывавший мимо паромчик.
Долгое время мы молчали. Я опять прижалась к Хюго, на этот раз не для того, чтобы почерпнуть в этом прикосновении силы для себя, а чтобы утешить его, выказав ему свою нежность и преданность. Он с несчастным видом уставился взглядом в пространство; рука его отыскала мою — как-то неумело и чуточку нерешительно, будто он стыдился своей слабости. Он легонько похлопал пальцами по моей руке, а потом судорожно сжал ее. Только спустя некоторое время я почувствовала, что внутреннее напряжение в нем ослабевает. Наконец он заговорил, не глядя на меня. Устремив взгляд в ту сторону, где река Заан по-летнему сверкала на просторе, он сказал каким-то сдавленным голосом: