Рыжие сестры
Шрифт:
Они вошли в острерию, и, пока думали, что заказать, Фараон, не теряя времени, поклевывал устрицы с блюда, стоявшего на столе. И поскольку на лице молодого человека, на чьем попечении находились эти блюда, появилась тревога, Фараон обратился к нему назидательным тоном, хорошо знакомым его землякам:
– Успокойся, юноша, в уме веди счет, ибо все мы тут люди приличные и к тому же со свежей выручкой за вино.
Они ели, пили и веселились, а местная публика, которой нечасто случалось видеть загулявших провинциалов,
– Почему это, – сказал он вдруг, – нам, которые от земли, так нравятся дары моря? К телятине, к зайчатине я холоден, как собачий нос, а вот по устрицам всяким просто с ума схожу!
Все вокруг смеялись, а Фараон раздувался, как на дрожжах Плинио же чувствовал себя немного неловко; он достал табак и предложил закурить, надеясь унять хоть немного Фараона.
– Погоди, Мануэль, разве устрицы, которые я заказал, хуже та бака? Давай, друг, ешь до отвала.
Плинио и дон Лотарио молчали, а Фараон толстенными губам! шумно втягивал устрицы.
Потом они заходили по пути еще во множество таких же соблазнительных заведений, а когда вошли в ресторанчик «Ла Нуле та», их встретил хор ликующих голосов:
– Фараон! Фараон! Смотрите-ка, и Плинио – в штатском И дон Лотарио тут!
Трое студентов, их земляков, сидели за столом в обществе девушек-иностранок. Все были оживленны и, похоже, навеселе. Ощ бурно обняли вошедших и представили им своих подружек.
– Вот вы какие книжки читаете, бандиты! – сказал Фараон указывая на девушек скорее брюхом, нежели рукою.
– Ладно, садитесь к нам.
– Ну, все вызубрили или кой-чего недочитали?
Одна из девушек, блондинка, высокая и плотная, смотрела на Фараона приветливо, но немного испуганно.
– У этой есть что изучать, правда, Хуниперо? Одна колоннад! чего стоит, – продолжал он, глядя на роскошные ляжки, которых мини-юбка позволяла видеть во всей красе.
Плинио, не выпуская сигареты изо рта, робко улыбался Дон Лотарио приободрился и, позабыв снять шляпу, таращил глаз) на девиц.
– Ну, Фараон, нет тебе равных во всей Ламанче! – сказал Хуниперо Лопес.
– Фар-раон? – удивилась маленькая белобрысая француженка.
– Да, сеньорита, я – Фар-раон.
Он поднялся и, засучив рукава пиджака, пустился в пляс:
– «Я – из земли фараонов…»
Вошла цветочница с гвоздиками. Фараон купил сразу все и принялся осыпать цветами девушек.
– Он совсем спятил, – сказал Плинио дону Лотарио.
– Испанские гвоздики – загранице! – кричал Фараон.
И снова они стали объектом всеобщего внимания. Все повернулись и смотрели на толстяка.
– Вот выйдем отсюда, я покажу вам дом, совсем рядом, где меня в седьмой раз лишили невинности, – сказал вдруг Фараон.
– Лишили невинности… как
– Не мучайся, барышня, ешь свои креветки.
у третьего студента, лысого Серафина Мартинеса, весь рот был перепачкан едой. Маленькая француженка похлопывала его по спине но он ее не замечал и с увлечением изучал монументальную комплекцию немки.
– Зачем вы сюда приехали? – старался Хуниперо перекричать смеющихся.
– Будут раскрывать убийство, – пояснил Фараон.
– Ты тоже с полицией, Фараон? – спросил Соило.
– Ха, я по общественной линии. А ты, Серафин, чего такой расстроенный? Неужели оттого, что эта пышная креветка не обращает на тебя внимания?
Серафин с улыбкой опустил взгляд, а немка, не понимая, в чем дело, оглядывала всех по очереди.
– Да нет, старина, – сказал Хуниперо, – с этой в любой момент можно поладить. Он грустит потому, что сегодня, придя на квартиру – а дом, где он живет, принадлежит одному из лучших в Мадриде коллежей, – столкнулся с печальным фактом.
– Что стряслось, сынок? – с серьезным видом поинтересовался Фараон.
Серафин снова опустил глаза и засмеялся.
– Да, такое дело… – наконец сказал он.
– Ну-ка, ну-ка, расскажи.
– Да в общем, – сгорая от нетерпения поделиться, объяснил Хуниперо, – домоправительница – ей в обед сто лет – убедила директора коллежа – а он тоже, видно, консерватор, – убедила его, что во всех квартирах надо снять в ванной биде.
– Снять биде?! – воскликнул Фараон с комическим удивлением.
Серафин кивнул.
– Почему? Чем провинились ваши задницы? Все, в том числе и девушки, расхохотались.
– Ну так – почему?
– Нам даже не объяснили…
– И теперь этот несчастный, который так щепетилен в вопросах гигиены своего тела, – разглагольствовал Хуниперо, – теперь он, естественно, страшно недоволен.
– И имеет все основания, – заключил очень внушительно торговец вином. – Они, вероятно, полагают, что этим прибором пользуются одни грешники… Слушай, какая мне мысль пришла. Директор коллежа и домоправительница знакомы с твоим отцом?
– Нет… – подумав, ответил Серафин.
– Гениальная мысль, поверь… Я на такие штуки мастак. Вон Мануэль с доном Лотарио знают…
– Ну ладно… что вы задумали? – решился Серафин.
– Молчок, парень. Государственная тайна.
– Не надо, ведь ты смеха ради можешь такое выкинуть, что меня выгонят с квартиры, а отец перестанет присылать деньги на учение и запихнет меня к себе в трактир.
– Да что ты, старина. Ведь я чего хочу – чтобы весело было, и шутки мои безобидные.
– Не верю я тебе, Фараон.
– Успокойся, даю слово: все будет без сучка, без задоринки.
– Антонио, – стал его уговаривать Плинио, – мы же тебя знаем как облупленного.