Рыжик-7
Шрифт:
НАСТОЯЩАЯ ЛЕТАЮЩАЯ ТАРЕЛКА.
"Ну вот!" - удовлетворённо заявила Миклуха.
– "А ты боялась..."
"Трилям-бам-бдецкое гравиметрище!.."
"Примерно, мам, примерно..."
Летающий объект спускался бесшумно и мог бы показаться призраком, но пробегавшие по его краю неяркие огни не оставляли выбора в определении его происхождения. Он завис неподалёку от Люды, в центре под днищем открылся люк, вниз ударил столб приглушённого, словно плотного света и из него, будто также сгущаясь из воздуха, на поляну посыпались странно смазанные в движении фигуры "марсианских" десантников. Первые из них промчались мимо "бобика" и деловито рассредоточились между ним и лесом, но следующие задержались у машины. Расплывчатая фигура материализовалась прямо перед Людой и оказалась человекообразным
– А где?..
Люда даже вздрогнула от неожиданности, однако сразу поняла, о ком идёт речь. Не в силах протолкнуть горлом хоть какие-то слова, она рукой показала существу обойти машину. То сорвалось с места, вмиг обогнуло капот и рвануло дверцу. Секунду оно стояло, словно окаменев, а потом раздался совершенно детский всхлип и такое обычное земное "мамочки...", что Люда чуть сама не расплакалась. Но тут рядом появились другие фигуры. Они сразу оттерли первую, споро вынули Лёшку из кабины и рысью поволокли к люку. Следом, едва не на руках сопроводили ту, что так экспрессивно отреагировала на раненого. Интересно, почему? В конце концов, за Лёшкину жизнь теперь-то можно не опасаться, они тут ребята крутые - помереть не дадут...
Люда так и сидела, свесив одну ногу за порог машины, и предавалась совершенно неуместным размышлениям с общим смыслом - "ну, как всегда"... Как всегда - Лёшка оказался инопланетянином, и любовь теперь стала под большим и круто загнутым знаком вопроса. Как всегда - все теперь по домам, а ей, как дуре, ещё пилить и пилить... И как всегда - пешкодралом... Вот ведь подлость! Машина есть, даже ездить с горя научилась, а нельзя, потому что на дороге нехорошие дяди всё ещё хотят задать ей "пару вопросов"... Воображение услужливо подкинуло картинку: дня через три, грязная и оборванная, она вваливается в свою комнату и, не обращая внимания на Юлькино "Ты где была?!", сразу лезет в холодильник - жрать! жрать! жрать!
"Хи-хи... Не, мам, ещё хуже", - прокомментировала Миклуха.
"А! То есть, вообще не доберусь, да?"
"Ну, как бы, не сразу..." - загадочно отозвалась малая.
"Ещё скажи - на летающую тарелку заберут... для опытов", - саркастически хмыкнула Люда, но её перебили.
– А ты чего расселась?! Давай быстро на борт!
– грубый мужской голос рявкнул над ухом так неожиданно, что Люда с перепугу выпала из кабины. Оказывается заслон, охранявший их от леса, уже снялся с позиции и спешно втягивался в люк. Пара расплывчатых фигур задержалась возле Люды.
– Так, а-а-а?..
– засомневалась она, даже не очень представляя, что именно хочет сказать.
– Да-вай, да-вай! Потом спросишь!
– бесцеремонно подогнали её и ещё рукой крутанули, показывая сняться, наконец, с ручника и - газу, газу! Однако Люду больше всего поразило это "потом спросишь": то есть, не её будут допрашивать, а она сама спросит... потом... просто сейчас, как бы, некогда, но как только освободиться минутка... Ну, ваще-е-е!
Но пролетев в таком "поражённом" состоянии пару десятков шагов, уже почти достигнув светящегося столба, Люда остановилась, несмотря на нетерпеливое подталкивание, и оглянулась. Оставшийся позади "бобик" грустным силуэтом маячил в темноте - если бы он был настоящим псом, то сейчас поймал бы её взгляд и преданно вильнул хвостом. "Прощай!" - подумала Люда, сглотнула предательский комок и решительно нырнула в световой столб. То, что она оказалась при этом не по ту сторону лесной поляны, а в кабине "тарелки", уже никак её не удивило.
Впрочем, поудивляться ей бы и не дали. Она только успела увидеть некое мягкое кресло под плавно закругляющейся стенкой, и тут её плотно подхватили за плечи, вознесли в воздух и с разворота немилосердно туда плюхнули - Люда только и смогла, что сказать "ай!" и подумать про дрова. Однако, приземление порадовало - кресло оказалось вежливее хозяев и приняло её мягко, деликатно, сразу глубоко утопив в своих "объятиях". А там уже на подходе были новые впечатления.
Сначала навалилась тяжесть, потом лёгкость, потом вообще голова "пошла кругом",
– сжало сердце и комком подступило к горлу, выдавливая из глаз непрошенные слёзы. И если бы не Миклуха, то она бы так и разревелась на виду у всей межпланетной общественности, но малая быстренько укутала её тёплым родным "одеялом" сочувствия, подсунулась под руку ласковым мохнатым щенком, а напоследок выдала такое прочувствованное "ма-а-а-а-ма", что Люда бы рассмеялась, ей-богу, если бы не хотелось плакать, а так - просто слабо и благодарно улыбнулась. Легче не стало, но стало терпимее. С этим уже можно было жить дальше.
"Мам, а мы сейчас где?" - поинтересовалась малая, на время оставив своё панибратское "Лю".
"В космосе, наверное", - мысленно пожала плечами Люда, удивляясь на собственное равнодушие.
– "Летим на летающей тарелке".
Вероятно, осознание этого должно было как-то вдохновлять, но Люда, прислушавшись к ощущениям, ничего такого не обнаружила - ну, космос... ну, летающая тарелка... Что я летающих тарелок не видела! Ещё неизвестно, каким "борщём" мне эта "кухня" обернётся.
"А ты сама посмотреть не можешь?" - попыталась она перевести стрелки.
– "Сходи, прогуляйся. Потом мне расскажешь..."
"Не-е-е, не могу!" - решительно воспротивилась малая.
– "Там страшно!"
"Ну, тогда сиди тут гуляй", - несколько противоречиво посоветовала Люда.
Миклуха помолчала, видимо, переваривая предложение, а потом пристала опять:
"Мам, а эти люди, они что - все инопланетяне?"
"Не знаю... наверное. Уж точно - гуманоиды", - опять пожала плечами Люда и решила всё-таки оглядеться сама, а то ведь малая, коль уж вцепилась, то добром не отпустит.
Кабина была сферическая, под стать кораблю. Братья-гуманоиды занимали установленные по кругу кресла, такие же, как под Людой, возлежа в них в расслабленных позах, словно на пляже. Они уже пооткидывали свои мрачные капюшоны и оказались вполне человекообразны, чтоб не сказать - совсем человекообразны... к тому же - не только братья, но и сёстры. В кресле напротив обнаружилась темноволосая девушка, при взгляде на которую бросалось в глаза выражение лица - очаровательного лица с чуть цыганистыми "летящими" чертами, но каменно безжизненного, как изваяние. "Надо же, не мне одной тяжко на душе... Ах да, это же та, что за Лёшкой прибегала!" - сообразила Люда и с некоторой завистью констатировала: - "Красивая..."
Девушка, словно почувствовав, что на неё смотрят, вдруг "ожила", подняла взгляд больших выразительных глаз, и Люду словно прожгло насквозь - таким отчаяньем и болью был наполнен этот взгляд. И не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться о причине: с такой болью не за раненого товарища переживают, так страдают о самом близком человеке, о самом... Ну вот! Ну и зачем оно мне было надо!
Настроение - даже то немногое, что успело приподняться - опять рухнуло. Её здесь не ждали. Никто. Даже Лёшка. Правда, если причина-любовь отпала, как завядший цветок, становилось непонятным, за какой такой надобностью он вообще её сюда затащил. Пожалел, что ли убогую? Но, раз уж затащил, значит было нужно, а зачем - в свете последних наблюдений - стало уже неинтересным. Как всё же это грустно...
"Ма-а-а!" - всполошилась Миклуха, ощутив возврат суицидных поползновений.
– Да не переживай! Сейчас ещё прилетим куда-то..."
"Как это грустно..."
"Шо - грустно?!"
"Прилетим... улетим..."
"МА!-МА!.." - возмутилась Миклуха, но даже проверенное средство на этот раз не подействовало.
"Мама, мама... Уже неделю как мама. И ШО? Как сказал бы один малоизвестный поэт:
О, был я весел и душою чист,
но вот
поставили диагноз -