Рыжий, циничный, неприличный
Шрифт:
Глава 4.3
Глава 4.3
Потом. Они все наверстают потом.
Только не будет никакого «потом». Каждое утро Павел просыпался с одной и той же мыслью: «Сегодня еще не последний день». Но однажды он наступил. Последний день его отпуска. И сегодня в тринадцать тридцать у Павла самолет.
Странно, но в этот день он проснулся позже Клео. Обычно он просыпался первым и любовался на нее – на губы, ресницы, кудри. А потом будил поцелуем. Но не сегодня.
Павел сел и прислушался. С кухни доносилось легкое позвякивание. Значит, Клео
Что за дурацкий самообман? Павел же изначально знал, что это все когда-то закончится. Что это просто курортный роман – яркий, страстный, короткий. Знал же? Знал?!
Он наклонился и резко дернул на себя валяющиеся на полу штаны.
***
Клео что-то напевала. Павел какое-то время стоял и прислушивался, но так и не смог разобрать слов.
– Доброе утро.
Клео резко обернулась от плиты. В окно ярко светило солнце, превращая ее волосы в некое подобие темного нимба. Паша понял вдруг, что ненавидит солнце. Оно так много отняло у него времени с Клео. И любит дождь.
– Доброе, – улыбнулась Клео.
– Я сегодня улетаю, – выпалил вдруг Павел.
Улыбка исчезла с лица Клео – медленно, неуверенно, словно не хотела исчезать.
– Как быстро пролетает отпуск, верно? – она отвернулась к плите. – Завтрак уже готов, садись.
Павел не стал садиться, подошел к Клео сзади близко и остановился. Не касаясь.
– Ты проводишь меня?
– Во сколько у тебя самолет?
– В тринадцать тридцать.
Она медленно покачала головой.
– Извини, не смогу. Надо работать.
Павел понял, что ненавидит фразу «Надо работать». И больше всего сейчас ему хотелось поднять руки, обнять Клео – и зацеловать, утащить в кровать, любить на прощанье. И не отпускать.
Никогда.
Или всего несколько часов? Что они изменят, эти несколько часов?
Клео резко шагнула в сторону, достала с полки чашку.
– Тебе место под молоко оставить?
– Не надо. Я буду черный.
***
И все же ему почему-то не верилось. Что сейчас все закончится. И они больше никогда не увидятся. Хотя почему никогда? У Клео когда-нибудь завершатся раскопки, она вернется в Москву, они могут встретиться и… И все равно, какое-то странное горькое чувство, что все кончается, кончается именно сейчас, и кончается навсегда – не отпускало.
Вот стукнула дверь ее комнаты, и Павел резко встал с кровати.
Она стояла в прихожей. Одета была Клео практически так же, как в тот, первый день их встречи. Короткие шорты, трикотажная майка, грубые ботинки и бананово-желтая бандана на голове. Девушка поправила лямку рюкзака на плече.
– Ну все, Паш, мне надо бежать. Желаю тебе хорошего взлета и мягкой посадки.
У нее был веселый жизнерадостный голос. Такой же фальшиво-желтый, как ее бандана. А у самого Павла не находилось слов. Он никогда не был в такой ситуации и сейчас совершенно не представлял, что тут можно сказать. Поэтому
Она замерла. А потом ответно прижалась. И вдруг вздрогнула – так, как она вздрагивала, когда кончала в его руках. Сама обняла крепко.
– Спасибо тебе, Паша.
– Я же запретил тебе говорить это слово.
– Я больше не буду.
***
Я больше не буду.
Я больше не буду обнимать тебя. Я больше не буду целовать тебя. Я больше не буду просыпаться на твоем плече. Больше не буду слышать твой смех, чувствовать, как твои руки обнимают меня, не буду больше замирать от того, как солнце зажигает огоньки в твоих волосах. Я не буду больше задыхаться от того, как ты смело прикасаешься ко мне, даря наслаждение. Я больше не буду засыпать в твоих руках.
Я больше не буду.
***
– А где же Пашенька? – жизнерадостно поинтересовался у Клео Владислав Семёнович.
– К сожалению, у Павла закончился отпуск, и сегодня он улетел в Москву.
– Ах, какая жалость, – искренне вздохнул профессор Селезень. – С таким помощником дело у нас продвигалось очень быстро. Если бы я знал, что он вчера был у нас последний день… Клепушка, детка, поблагодари от меня молодого человека при случае за его помощь!
– Обязательно.
Клео обернулась и поймала косой и страшно довольный взгляд Аркадия. И еле сдержала желание наклониться, зачерпнуть горсть земли – и швырнуть ею в Ивакина. А то и вовсе чем посущественней запустить.
Клео изо всех сил сталась быть веселой и беззаботной. Ну, или, по крайней мере, не хмурой. Она не доставит Ивакину такого удовольствия. Клео не знала, насколько у нее успешно это получилось, но сил отнимало преизрядно. Домой она вернулась очень уставшая.
В пустой дом.
Она же приехала сюда две недели назад именно в пустой дом. Она даже не думала, что может быть иначе. Просто дом, достаточно комфортный, чтобы жить в нем во время проведения раскопок. Жить, разумеется, одной.
А теперь… теперь она вернулась в ПУСТОЙ дом.
Усталость словно отступила на второй план, и Клео, скинув ботинки и рюкзак, принялась, наподобие собаки-ищейки, искать следы пребывания Павла в доме.
Глава 4.4
Глава 4.4
Словно ей нужны были доказательства – что он тут был, что это все было на самом деле.
В его комнате находятся аккуратно застеленная кровать и пустые шкафы. Ни единого предмета, принадлежавшего ему.
Ни бритвы, ни зубной щетки в стаканчике в ванной. Ни его обуви в прихожей.
Ни-че-го.
И лишь на кухне обнаружились следы присутствия Павла в этом доме.
Забитый всевозможной вкусной едой холодильник.
Клео долго смотрела в холодное наполненное нутро, пока холодильник не запищал. Она резко закрыла дверь и обернулась к столу. Может, там записка? Хотя бы какая-нибудь ерунда вроде: «Не забудь все это съесть, а то испортится».
Но записки не было. Ни на столе, ни на полочках в шкафу, ни даже в самом холодильнике. Только еда – и все.