Рыжий и черный
Шрифт:
Он, старательно приглядываясь прошелся вдоль забора, кое-где заменявшегося глухими стенами цехов механического завода, и присвистнул от удивления, замирая перед дверью, ведущей то ли на склад, то ли в цех. С этой стороны не было ни замка, ни ручки, но и даже малейшей маскировки — обычная дверь, которой тут вроде бы и не место. От двери в сторону леса шла небольшая, но хорошо протоптанная тропка — даже егеря не понадобились, чтобы её обнаружить. Одли присел у двери, пытаясь эфиром определить, кто же пользовался дверью, а пользовались ей последний раз давненько — дня четыре-пять назад. Жаль,
Он решил проверить, куда ведет тропа. Не зря же её тут находили, но прежде натянул на глаза гогглы, чтобы видеть в быстро наступающей темноте. Жаль, что в трущобах нет ни единого городского фиксатора — лер-мэр-то на оживленных улицах жмотится их ставить: механиты были дорогими и сложными в обслуживании. Вики потому и удалось так легко проникать в свое время в городскую библиотеку — потому что там камер не было вообще. Может, удастся выдавить из лер-мэра все же один фиксатор и тут установить? Заводик-то явно производил что-то запретное и продавал налево, контрабандистам, не иначе.
Старательно идя вдоль тропы, иногда проваливаясь в ноздреватый, рыжий от сосновых иголок снег, сохранившийся под деревьями и ругаясь себе под нос, когда ботинки поскальзывались в раскисшей земле, Одли дошел до места, где тропа явно раздваивалась. И навыки егерей для обнаружения этого не нужны. Одна тропа, все так же широкая, вела куда-то дальше в горы, вторая сворачивала в небольшой овраг, где, судя по всему, по весне бодро текли ручьи. Лезть вниз по заросшему тальником глинистому склону не хотелось вообще, но кому сейчас легко! Одли стиснул зубы и… Поскользил вниз в темноту оврага, старательно хватаясь за гибкие ветви ив, чтобы не упасть. На ботинки тут же налипли тяжелые, как гири, комья глины. Идти было тяжело. К счастью, недалеко.
Почти на дне оврага была вырыта неглубокая, но широкая и длинная яма. Как раз для двух-трех человек. Пустая яма, потому что комья глины вперемежку с землей были раскиданы во все стороны. Какой вообще идиот избавляется от трупов так? Рыть могилу в овраге, где талые воды через год-два точно её размоют… Так глупо может поступить только тот, что ничего не боится, или кто делает это впервые в жизни. Или это было временное решение — потом трупы же переправили в другое место. Видимо, идиоту, спрятавшему трупы тут, указали на его дурость и заставили все переделать.
Подмывало взять и запустить сигнал «Место преступления!», вызывая экспертов, но Одли понимал, что так он все только испортит. Сперва надо разобраться с заводом. Эксперты осмотрят это место потом, утром, исподтишка, чтобы не спугнуть Чандлера-Финча-Сайкса. Впрочем, он был согласен с выводами Вики, которые ему показал Алистер — Финч, возможно, ни при чем. Старательно все осмотрев, не найдя забытых вещиц или возможных улик, все тщательно сняв на фиксатор, Одли, ругаясь, периодически поскальзываясь и вымарываясь с головы до ног в рыжей, липкой глине, пополз обратно по склону наверх. Надо вернуться проверить вторую тропу. Или вернуться к заводу и попытаться все же открыть дверь? Аккуратненько, чтобы никто не заметил? Неправильно,
Стоило его макушке показаться из зарослей тальника, как на неё обрушился удар, отправляющий Одли в небытие, лицом прямо в ноздреватый, чуть пахнущий смолой из-за хвоинок снег. Лер-мэр, может, и жадничал ставить механиты наблюдения, но не нер Чандлер. Этот на безопасности не экономил, и амулеты против присутствия чужаков с этой стороны забора у него были.
***
Ровно в шесть относительную тишину трущоб Ветряной гряды разорвал длинный, надсадный гудок — сигнал окончания смены. Сигнал парням Себастьяна Кейджа, сержанта Управления по особо важным делам, что пришло их время.
Стремительно темнело, словно кто-то накинул одеяло на город, скрывая Луну и звезды. Фонарей в этой части Аквилиты отродясь не было, только один светляк болтался над дверью заводской конторы. Рабочие, покидавшие завод, несли в руках масляные фонари — те, кто жил подальше. Те, кто поближе, надеялись добраться домой до того, как окончательно стемнеет. Толпе констеблей с розыскными листами в руках и оружием на поясе никто не был рад.
Кто-то из рабочих буром пер, игнорируя констеблей — чтобы ниже по улице наткнуться на сплошную цепь и лично на Себа, щедро раздававшего таким торопыгам повестки. Отказаться от визита в Управление можно было, стоило лишь посмотреть розыскные листки. Особо упорствующих забирали в припаркованный паробус для разъяснения их гражданской позиции и гражданского же долга.
Кто-то быстро пытался отмахнуться от расспросов, узнавая только Тамиша Мактира и заявляя, что остальных видит впервые. Было видно, что некоторые лгали, но бегающие глаза к делу не пришьешь, хоть особо нагло лгущих оттаскивали туда же, в паробус. На «поговорить».
Кто-то честно признавался, что что-то знакомое в снимках есть, но при этом они так выразительно оглядывались на заводскую контору, что было жалко их подставлять. Таких тайно помечали, и уже внизу улочки опять-таки просили пройти в паробус, но уже вежливо и аккуратно. Лишать их места работы за правдивость никто не собирался.
Себ откровенно замахался: он устал уговаривать, орать, усмирять, сейчас он не был уверен, что честно получил свои нашивки сержанта, чувствуя себя не справляющимся с простым делом тупицей.
Небо стало совсем черным, непроглядным. И ведь туч вроде не было.
Тени за пределами полицейских фонарей стали четче, жирнее, они вспучивались маслянистыми пузырями и делали ночь еще темнее. Черные паутинки липкими нитями болтались на крышах, срывались и летели по ветру, цепляясь за одежду и намертво к ней приклеиваясь.
Страх наваливался на Себа густыми волнами. Сперва парню, не особо пугливому, казалось, что это страх из-за неудачи — его частенько такое преследовало, все же умом он не блистал, хоть Брок раз за разом говорил, что ум и образование совсем не одно и тоже. Но когда стали дрожать и бежать рабочие, отмахиваясь от констеблей, а за ними дрогнули и сами полицейские, пока еще не убегая, но замирая, отказываясь выполнять приказы и дрожа при этом, Себ прислушался к себе, к темноте, к эфиру и понял, как сильно он ошибся.