Рыжий кот в темной комнате
Шрифт:
– В какой-то странный музей… – добавила Соня.
– Музей чертей… – машинально проговорила Надежда Николаевна.
– Так вы и это знаете? – Соня удивленно взглянула на свою собеседницу.
– Это-то я знаю, – ответила Надежда. – Не знаю только, зачем ему этот музей. Вроде бы там нет ничего особенно ценного…
– А вот как раз это я вам могу сказать! – оживилась девушка и рассказала Надежде, как она узнала о картине Иеронима Босха, которую до революции купил в Амстердаме бывший хозяин особняка барон фон дер Везель.
– Так что
– Все ясно! – воскликнула Надежда. – Он хочет изготовить копию этой картины и заменить подлинник. А подлинник выкрасть из музея – твоими руками, разумеется.
– Я все сделаю, только бы он оставил маму в покое! – слабым, безвольным голосом проговорила Соня. – В конце концов, кому нужна эта картина? Да в этот музей вообще никто не ходит!
– Не спеши принимать решение! – прервала ее Надежда. – Ты думаешь, что, получив картину, он оставит вас с матерью в покое?
– По крайней мере он так обещал!..
– Вряд ли стоит верить его обещаниям! – Надежда внимательно взглянула на Соню. – Ведь ты – свидетель. Если обнаружат, что картину подменили…
– Я к тому времени уволюсь… Я же числюсь в музее под другим именем…
– Вот именно. Но вычислить тебя довольно легко. Я же сумела… Ты от матери никуда не денешься… Нажмут на Беневоленского – что за дочка, какая дочка, откуда она взялась? Ох, Соня, боюсь, что тебя ожидает судьба твоей сестры…
– Сестры? – удивленно переспросила Соня. – Какой сестры? У меня нет ни сестер, ни братьев!
– Была у тебя сестра… – вздохнула Надежда, – ты только не волнуйся, а слушай, разговор будет долгим…
Они разговаривали так долго, что барменша с розовыми волосами стала неодобрительно коситься.
– Я его ненавижу! – сказала наконец Соня.
– Кого – того типа, который тебя шантажирует матерью? Понятное дело, – вздохнула Надежда.
– Да не его, то есть его тоже! – Соня говорила почти спокойно. – Я ненавижу Беневоленского! Он испортил жизнь моей матери, своей жене, кстати, тоже, сделал меня и Веру считай сиротами – а сам прекрасно устроился!
– Согласна, но сейчас тебе нужно думать не об этом, – заметила Надежда, – тебе нужно думать, как вывести мать из-под удара. А для этого нужно вычислить твоего неизвестного злодея. И я, кажется, знаю, как это сделать. Ты когда получаешь от него копию картины?
– Сегодня вечером. – Соня взглянула на часы.
– Тогда нужно спешить. Значит, завтра я иду в бухгалтерию клиники. Клиника частная, дорогая, пребывание пациентов дорого оплачивается. В бухгалтерии наверняка должен быть полный учет – на сколько дней, а самое главное – кто платит, паспортные данные и реквизиты. Это тебе не ларек на рынке, где денежки из рук в руки передают, – тут строгий учет и контроль. А ты завтра сделаешь вот что…
На этот раз Надежда уверенно
– Вы к кому? – осведомился голос из динамика.
– К Олегу Ивановичу, – ответила она не раздумывая. – Я – ассистент профессора Дроздовского из Плескова, Олег Иванович хотел со мной поговорить.
– Проходите, пожалуйста. – В механическом голосе прозвучало несомненное уважение.
Надежда вошла в открывшуюся перед ней калитку, быстро прошла по дорожке к нарядному особняку, поднялась на крыльцо. Навстречу ей шагнула молодая женщина в голубом халате.
– Это вы из Плескова? Куда же вы вчера ушли? Олег Иванович хотел с вами поговорить о новых перспективных методиках лечения параноидальных и шизоидных состояний…
– Да-да, при помощи алтайского горлового пения, – добавила Надежда, вспомнив вчерашний разговор. – Видите ли, мне позвонили из Плескова… понадобилась срочная консультация, поэтому я была вынуждена уйти. Но сегодня я готова побеседовать с профессором.
– Только вам придется подождать: Олег Иванович сейчас осматривает нового больного. Там очень сложный случай – пациент считает себя наследным принцем африканской страны, которого младший брат лишил престола…
Надежда вспомнила африканского студента, который заглядывал в деканат, когда она разговаривала с Натальей Филаретовной, и подумала, что случай действительно очень сложный и профессор вряд ли скоро освободится.
– Ничего, – проговорила она. – Я подожду.
– Можете пройти в зимний сад, – предложила женщина. – Это прямо по коридору.
Надежда пошла в указанном направлении, однако, как только сотрудница клиники скрылась из виду, свернула в административное крыло здания.
Достав из сумки белый халат, она надела его и почувствовала себя более уверенно.
Миновав несколько кабинетов, она наконец увидела дверь с табличкой «Главный бухгалтер Сверчок Антонина Никодимовна». Надежда взглянула на часы. На них было двадцать пять минут двенадцатого, до условленного времени оставалось пять минут. Она глубоко вдохнула, придала себе озабоченный и деловой вид и толкнула дверь.
В просторной комнате за компьютером сидела женщина средних лет. Это была плотная, приземистая крашеная блондинка с выражением застарелого переутомления на круглом лице.
– Вы ко мне? – спросила она Надежду.
– Разумеется. – Надежда подошла к столу и быстро, неразборчиво заговорила: – Я хотела уточнить насчет пациента Фунтикова. Насчет пациента Фунтикова, у которого мания преследования комнатными растениями. Можем мы провести с ним курс групповой терапии или не можем? Если у него мания преследования, ему очень нужен этот курс, так можем мы его провести или все-таки не можем? Поскольку у него мания преследования, ему было бы очень полезно провести…
– Вы все-таки не ко мне, – с заметным облегчением произнесла хозяйка кабинета. – Это бухгалтерия, а у вас вопрос по медицинской части, это вам, наверное, к Олегу Ивановичу…