Рыжий ослик или Превращения: книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать
Шрифт:
Дайди заглянул Шухлику в глаза, будто проверяя, как там, на ослиной душе, есть ли признаки счастья.
— Истинное счастье — это радость от каждой секунды жизни! — вдруг подпрыгнул дайди, словно кузнечик. — Радость, которая в тебе самом и вокруг тебя, как сад Багишамал. А платан, слышишь, позванивает, отсчитывая секунды твоей жизни, то есть твоего счастья.
И они постояли молча, прислушиваясь к этому тихому лиственному перезвону.
О, как быстро убегают секунды жизни! Точно так же, как и секунды счастья! Хотелось бы растянуть, прочувствовать каждую.
Ах, сколько же на самом деле счастья в крохотной секунде! Она переполнена им и вот уже раздувается, как прозрачный воздушный шар.
Огромный шар, в котором виден весь мир, вся Вселенная!
Шухлик только моргнул, как очутился внутри этой счастливой секунды.
Он скакал по саду Багишамал, и прыжки его были невероятной длины. Ослик едва касался копытами травы.
Почти летел. Он взмывал над цветущими деревьями, и аромат обволакивал душистыми облаками.
Из одного в другое переносился он, определяя по запаху, какое дерево внизу, — яблоня, персик, гранат или груша. Поднималось солнце, и лепестки набирали цвет. Белые становились белее, а розовые — розовее.
Казалось, от восходящего солнца расходятся по всей земле тёплые и нежные переливы пастушеской свирели, ласкавшие Шухлика как морские волны, накрывавшие с головой восторгом. Он и не заметил, как начал подпевать. "И-и-и-а-а-а! — вторил он свирели. — И-а-и-а-и-а!"
И птицы, очнувшись ото сна, подхватили на разные голоса — так что всё бирюзовое небо с прозрачной луной быстро наполнилось, как хрустальная пиала, чистыми звуками утра.
Шухлик перемахнул пушистые кусты застенчивой мимозы и опустился у водопада с фонтаном, которые он сам устроил в саду. Воды, падающие сверху и прыгающие снизу, посередине сталкивались, образуя невероятное завихрение, окружённое ярким колесом радуги.
Ослик ступил в фонтан. Его сразу подняло и закружило, как мохнатый мячик.
Вода сверху, и вода снизу! Упругие струи уносили остатки тревог, обид и сомнений. Живая вода струилась сквозь Шухлика. Всё тело его — каждая мышца, каждая клеточка от ушей до хвоста и копыт, — всё черпало из этого бурлящего, будто смеющегося, потока безмерную силу и бесконечное движение.
Сама душа рыжего ослика резвилась тут, как золотая рыбка. Она ныряла, кружилась в этой живой воде, словно неугомонный пузырёк воздуха.
Это могло бы продолжаться вечно, поскольку, как говорят, вода — наш первый дом. Все вышли из воды. И Шухлик наконец выпрыгнул на лужайку, отряхиваясь так, что вокруг заплясали, как стрекозы, сотни маленьких весёлых радуг. Понятно, радость и радуга всегда рядом! Они как яйцо и курица, — неизвестно, кто появился первым…
— Какой красавец! — раздавались птичьи голоса. — Поглядите-поглядите — золотой ослик!
"Неужели это обо мне?" — подумал Шухлик, поглядывая на свои бока и копыта.
Действительно, они стали буквально золотыми и мягко сияли на солнце, отбрасывая блики на траву и на деревья.
Кукушка Кокку, как заведённая, прямо-таки захлёбывалась от восхищения, сбиваясь на кудахтанье:
— Отку-ку-ку-да-х
Даже гордые павлины кивали головой фазанам, соглашаясь:
— И правда — чудо природы! Настоящий золотой ослик! Хотя есть сходство со здешним Шухликом.
Прозрачная луна парила в небе, напоминая тень славного белого осла Буррито. Она звала: лететь, лететь!
И Шухлик так неожиданно легко и просто поднялся в воздух, будто сад Багишамал подтолкнул его, подбросил, как пушинку, вверх — в лазурное, залитое солнцем небо. Хвост с кисточкой стелился по ветру, и в ушах пели-звенели тугие потоки. Да и сам ослик посвистывал и кричал во всё горло.
С чем сравнить счастье вольного полёта? Только со счастьем свободной жизни!
Дедушка Буррито мог бы гордиться внуком!
Сверкая, как золотой луч, Шухлик мчался в небесах. Над розовым садом, над жёлтой пустыней, над маленькими селениями и большими городами. И люди, случайно поднявшие голову, никак не могли понять, что это за явление природы — свистящее, проворное, с копытами, хвостом и длинными ушами. Может, такая странная комета?! Чего только не бывает в этом мире!
Кувырнувшись, взбрыкивая ногами, Шухлик нырнул, как в воздушный пруд, в пышное кучевое облако — тихое и чуть-чуть мокрое. Каждой каплей оно нашёптывало речные и морские сказания о русалках, о водяных, о добряках-дельфинах, о спрутах, осьминогах и китах. Облаку хорошо в небе, а думает оно о земле, куда рано или поздно вернётся дождём.
Омытый облачной влагой, ослик полетел дальше. Впереди показалась горная гряда. На вершинах — ослепительный снег. А повыше, почти касаясь белых пиков, зависли чёрно-фиолетовые грозовые тучи. Они наливались багряным светом. И вдруг вспыхивали стремительно, будто пронзали небо сияющими кинжалами и саблями.
Гроза разошлась не на шутку, беспрестанно полыхая, ударяя по горам короткими и длинными разрядами. Вроде азбуки Морзе — точка, тире, тире, точка. Похоже, что тучи звали к себе золотого ослика, приняв его за одинокую, заблудившуюся молнию.
Шухлик, приблизившись к грозе, ощутил её немыслимую мощь, которую она, наверное, долго копила, а теперь раздавала направо-налево. И сам ослик, распушившись, будто золотой одуванчик, впитывал это грозовое небесное могущество. Пожалуй сейчас, он смог бы сдвинуть горный хребет или расколоть его, как грецкий орех, надвое.
Внезапно среди туч и мелькания молний Шухлик приметил райскую птицу. Да нет — чудесную осьми-крылую ослицу, купавшуюся в грозе!
О, как она стройна и грациозна! А перья восьми её крыльев, как драгоценные камни — алмазы, рубины, сапфиры, изумруды, — переливаются и лучатся!
Каждый любит на свой манер — кто глазами, кто ушами, кто губами или руками. А Шухлик любил носом. Ещё в детстве он полюбил корову Сигир, потому что от неё замечательно-уютно пахло парным молоком, свежей травой и сеном. И вот теперь влюбился без памяти в осьмикрылую ослицу, которую давным-давно замечал на небе среди звёзд.