Ржавая осока
Шрифт:
Исходя из всего этого, козырять перед девушкой моей мечты мне было нечем, поэтому я должен тщательно утюжить свои футболки, причесывать волосы, делать небольшую «неопрятную» укладку, чтобы она не догадалась о том, что я стараюсь для нее. Я пользовался дорогим парфюмом всегда, и это мне было на руку в день нашей первой встречи. Согласитесь, так себе, когда от парня исходит дикий запах пота или сигарет.
Меня раздражало, что моя одежда была простоватой и перестиранной по десять раз. Я хотел, да что уж там, я мечтал больше походить на тех богатеньких снобов, которые общались с моей Евой. Я хотел носить классические
Едкий, писклявый голос брата оторвал меня от размышлений, и я вернулся в реальность.
– Са-а-аш! Са-а-аш! – раздирался Данька. – Ты уже пятнадцать минут там торчишь! Ты завтракать с нами будешь или нет?!
Я судорожно натянул на себя чистую футболку и побежал на кухню. Заметив маму, я почувствовал что-то неладное.
– Ты какая-то красивая сегодня, мам, что случилось? Куда собралась? – Да, я был жутко назойливым и любопытным, как и мой брат. Я обожал сплетни, хотя сам в этом никогда не признавался.
– Ой, спасибо, дорогой! Я иду пить кофе с Катей, а потом мы поедем в ресторан! – радостно произнесла мама, поправляя рукой свои воздушные волосы.
Я оторопел:
– С Екатериной Парк? Она же только после развода и… и там будет полно…
– Мужчин, зайчик. Я знаю. Не быть же мне всегда одной. Ты уже взрослый, Даня тоже скоро вырастет, что мне делать? – заглянув глубоко в мои карие глаза, сказала мама.
Ее взгляд пронзал до костей и трогал до глубины души. Ее голубые глаза, как у Даньки, были прозрачными, словно хрусталь, они были полными печали и слез. Отец умер через год после рождения Дани. Брат совсем его не помнит. Зато помню я: от него пахло сигаретами и дорогим парфюмом, он был живым и веселым, магнит для женщин, душа компании. Работал он в разных сферах, одной из сфер было такси. Погиб в аварии, вез пьяную молодежь. Ребята мешали ему вести машину, отец не справился с управлением и вписался в несущуюся ему навстречу фуру. Никто не выжил, было жуткое месиво, которое я отчетливо помню. Я помню, как мать кричала и бросалась к этой ужасной каше из железа, колес, стекла и соуса из человеческих тел.
С того момента мы стали жить очень плохо. Мать работала медсестрой, ее зарплаты не хватало. Хорошо, что у нас была бабушка по маминой линии, которая иногда подкидывала нам деньги «на гостинцы», и мамин брат, дядя Рома, который неплохо зарабатывал и никогда не оставлял нас в беде.
Моего отца звали Леша, Алексей Миронов. Звучало это прекрасно, не то что в сочетании с моим именем – Александр Миронов, мне казалось это слишком нагроможденным. Впрочем, в остальном я был копией своего отца: внешность, стиль, характер, раздолбайство и даже привычка пользоваться дорогим парфюмом – все от него.
Я безумно любил и уважал отца. Я гордился им, хоть он и не был каким-то великим и известным человеком. Я всегда хотел быть похожим на него и, конечно же, преуспел в этом, даже более чем. Он погиб, когда мне было семь, как Даньке сейчас. Это было большим ударом для моей детской психики.
Негативных воспоминаний и эмоций, связанных с отцом,
Мама безумно любила моего отца, хоть и подозревала его в многочисленных изменах, ревновала к каждой юбке.
Не думаю, что он был честен с ней. Такие, как он, не влюбляются и не теряют голову как такие, как я. Или же нет? Встретив Еву, я уже ни в чем не могу быть уверен. Хотя нет. Я уверен в том, что отец не любил мою маму.
Она ему нравилась, но не была идеальна: широкие бедра, наличие лишнего веса, немного косметики, ибо без нее она казалась совершенно невзрачной, темно-русые волосы по плечи, которые она завивала лишь по особому случаю, сочетая все это с непонятными бесформенными платьями. Ее единственной изюминкой были бездонные голубые глаза, переливающиеся, будто хрусталь.
У нас с отцом однажды состоялся небольшой диалог, глупый и непонятный, как мне тогда казалось. Он сказал:
– Сашка, запомни, с такими женщинами, как твоя мама, хорошо жить и вести быт. Любить надо других.
– А каких таких – других? – спросил я, глядя на него большими удивленными глазами.
– Ты поймешь, – ответил папа и ласково погладил меня по голове.
После этого диалога я точно был уверен в том, что мой отец никогда не любил мою мать.
После встречи с Евой я понял, каких девушек надо любить.
Я прекрасно понимал, о чем она говорит.
– Ты права, – сухо произнес я, отведя взгляд.
– Вот и славно, – улыбнулась мама, смахнув маленькую слезинку.
Все это время Данька молча ковырялся в своей овсянке, ибо не любил слушать взрослые разговоры, они ему были попросту неинтересны.
На часах было 10:30 утра. Мои маневры с переодеваниями, баловство Дани и наши «игры в гляделки» с матерью заняли целых полтора часа.
Оно и к лучшему. Я себе места не находил.
Я помог убраться маме на кухне, позалипал немного в компьютер, на часах было уже 12:00. Я не мог ждать.
Даня уже убежал на прогулку со своими мелкими друзьями-идиотами. «Наверняка гуляет возле дома», – пронеслось у меня в голове.
– Саш! Посмотри, где там Данька, дальше игровой площадки без взрослых ему нельзя! – раздался голос матери.
Уже даже подумать нельзя об этом идиоте, – вечно вылезает.
Я подошел к окну и вздрогнул от жгучего коктейля из смешанных чувств: страха, волнения, радости и оцепенения.
Как вы уже, наверное, догадались, там была Ева. Она качалась на качелях и мило беседовала с Данькой, который, как обезьяна, повис на турнике.
Меня ударило в пот, на лице появилась глупая улыбка. Я выдохнул и, как ошпаренный, побежал на улицу.
Мама была чем-то занята на кухне и не заметила, как я пронесся к входной двери, сбив один из горшков с цветами.
Выскочив на улицу, я решил отдышаться за ближайшим деревом. «Почему я спокойно не вышел», – подумал я, но было уже поздно, я дышал, как туберкулезник, который находился при смерти.