Ржавчина
Шрифт:
– Что ж ты за пес, раз даже защитить хозяйку не можешь? Смотри, сейчас твою девочку заберет тот, кто ее заслуживает.
– Эрик! Пожалуйста! – пытаюсь крикнуть я, но Август оттаскивает меня в сторону. – Отпусти, – хриплю, собрав всю волю и воздух, чтобы потратить его на это простое слово, но все бесполезно. О’Доннел просто уносит меня с поля. – Гадкий ублюдок! Не трогай меня!
Как только мы заворачиваем за угол школы, Август резко останавливается, грубо ставя меня на ноги и прижимая к стене. Его глаза горят гневом и яростью. Губы сжаты.
– Я предупреждал
– Да пошел ты… – пусть не крик, хрип, но все же. – Эрик!
Пытаюсь сбежать, но успеваю сделать лишь несколько шагов, и мои ноги снова отрываются от земли. Август небрежно перехватывает меня одной рукой.
– Куда? Дурная, ему уже не поможешь. Это не девчачьи разборки, тебе там делать нечего!
«Я не могу его бросить!»
– Ты только хуже сделаешь, – встряхивает меня Август. – Если снова попытаешься защитить, ему достанется больше. А может, травля вообще никогда не прекратится. Уходи. Это лучшее, что ты можешь сейчас сделать!
Кажется, сердце немеет от боли. Я пытаюсь разглядеть баскетбольную площадку, но отсюда ее толком не видно. Хрипло прошу, глядя Августу прямо в глаза:
– Обещай, что его не покалечат.
Он замирает – видимо, ждал истерики, ненависти, но никак не просьбы. В эту минуту я прошу его, как друга, как того, с кем когда-то мы были неразлучны, пусть он и делает вид, что мы друг для друга никто.
– Обещаю, – кивает Август. – А теперь уходи.
В последний раз оборачиваюсь в сторону баскетбольной площадки и убегаю, от слез едва разбирая дорогу. Не помню, сколько проходит времени, не помню, как оказываюсь дома. Запираюсь в ванной комнате и долго стою под душем, набираясь смелости, чтобы написать Эрику.
Вдруг он решит, что я его бросила? Что это я виновата в том, что с ним произошло? И он прав. А если его родители обратятся в полицию, парни из Ржавого города могут больше никогда не вернуться в нашу школу. С одной стороны, это правильный выход. Но тогда почему становится лишь больнее, стоит подумать, что я никогда больше не увижу Августа? Наконец, собрав все силы, я звоню Эрику. Он не отвечает. Точно обиделся. «Пожалуйста, перезвони мне, – оставляю сообщение в мессенджере. – Мне нужно знать, что ты в порядке».
Тишина.
Не высушив волосы, опускаю голову на подушку и закрываю глаза. Телефон бросаю рядом, на всякий случай. Ночью то и дело просыпаюсь, раз десять, не меньше, и только под утро проваливаюсь в беспокойный сон. Очнувшись от звука будильника, первым делом проверяю переписки, но там пусто. Эрик так и не позвонил. На него это совсем не похоже. «Напиши хоть что-нибудь», – мысленно умоляю, но ответа так и нет. Я несусь в школу, впервые в жизни не опаздывая.
– Пожалуйста, Майкл, можно побыстрее? – прошу я отчима, который, как и Тобиас, ведет машину со скоростью улитки.
– Куда торопиться? У тебя еще полчаса в запасе.
Отворачиваюсь к окну, прикусив губу, и заламываю пальцы от нетерпения.
Это Эрик. Сидит на земле. На той же площадке, где я оставила его вчера. На его шее металлический ошейник, который школьный слесарь пытается снять. Мисс Остин, закрыв парня своей тощей фигурой, разгоняет зевак, но толпа становится только больше. Она отходит в сторону, и я едва ли не кричу, но вовремя зажимаю рот руками.
Потому что Эрика посадили на цепь.
Глава 13. Август
Стоит выйти из автобуса, Анна набрасывается на меня с кулаками.
– Ты! – еле слышно хрипит она, со всей силы лупит по лицу, не стесняясь ни взглядов, ни парней рядом – они никогда бы и не стали вмешиваться, но сейчас, застыв, наблюдают за разворачивающейся на их глазах драмой. – Ты просто чудовище! Он ведь… он ведь никогда не был тебе соперником… Она рыдает, прижимая ладони ко рту, пытаясь сдержать истерику, не зная, что я и так сделал все возможное. – Ты обещал!
Заносит руку для очередного удара; я перехватываю ее, притягивая к себе.
– Я выполнил свое обещание. Смотри, – разворачиваю я ее лицом к тому месту, где был оставлен ее дружок Эрик. – Он цел и невредим. Ни волоса с его головы не упало. Я выполнил свое обещание. И не говори, что не предупреждал тебя.
В ее глазах – выжженная пустыня. Хотя, идея привязать парня даже не мне принадлежала. Но я ведь не сказал «нет». Промолчал, когда они с его номера писали предкам: «Переночую у друга». Не сказал ни слова, когда охраннику подбросили бутылку паршивой текилы, зная, что он не против, пока никто не видит, напиться.
– Я тебя ненавижу, Август О’Доннел! – искренне, сквозь стиснутые зубы, хотя взгляд говорит больше. Каждый миллиметр воздуха между нами звенит и колышется. – Всей душой ненавижу!
Вот и прекрасно. Разве не этого я добивался?
Злость все еще полыхает в ней пожарами, когда Анна разворачивается и уходит, оставляя после себя лишь пустоту. Гулкую и безжизненную. Я смотрю девушке вслед, как никогда остро осознавая, что так боюсь снова ее потерять, что делаю все, чтобы добиться этого. Но лучше пусть возненавидит меня сейчас, чем сделает это после, когда правда вскроется.
– О’Доннел, в зал, – командует тренер, сгоняя нас в раздевалку.
Иду на автомате, все еще воскрешая в памяти ее лицо. Приоткрытый в возмущенном вдохе рот и распахнутые глаза, большие, испуганные. Переодеваюсь так быстро, что даже не замечаю – остальные еще шнурки не развязали. Отхожу в сторону, подпирая спиной стену – главное, холодную – и, пока парни грохочут дверьми шкафчиков, среди шума и болтовни невольно слышу разговор тренера с директором.
– Их больше двадцати, а в моей команде только шестеро. Вы не можете утверждать, что это «мои» ребята посмеялись над мальчишкой.