Ржавые цветы

Титаренко Анастасия

Та все еще всхлипывала, не в состоянии взять себя в руки.

Парень деликатно помолчал несколько минут, а потом тряхнул девушку за плечо.

– Хватит уже… цветочек, блин. Слезай с меня.

– Да, извини, – Тига встала сама и подала Вейну руку, помогая подняться с пола.

Паренек сделал пару шагов и опустился на свой спальник. Поморщившись, он потрогал свой затылок и с легким недоумением осмотрел кровавый след на ладони.

– Разбила-таки, – прокомментировал он. – И куртку измазала… Кошмар.

Тига понурившись стояла у

стены. Платок, раньше служивший повязкой для вылазок наружу, был скатан в импровизированный тампон и прижат к разбитому носу.

Вейн вгляделся в несчастное лицо девушки и рассмеялся.

– Ну ты и истеричка, я тебе скажу, – он пошевелил отбитыми пальцами, проверяя, все ли целы. – Самомнение у тебя ого-го… – Его голос стал серьезным. – Но все, что я сказал – правда. Смирись с этим. Дольше проживешь.

Девушка покачала головой.

– Нет. Я буду жить так, как считаю нужным. И лучше сдохну, как собака, чем буду существовать, как вещь, – серьезность заявления была слегка подпорчена гундосым голосом, но, даже несмотря на это, в нем звенел металл.

Вейн горько усмехнулся.

– Здесь ломались и не такие, цветочек ты мой. Ломались с хрустом и через колено и выбрасывались прочь. С чего это ты решила, что тебе удастся чего-то добиться?

– Потому что, – хрипло буркнула Тига, – я верю в это.

Парень фыркнул, но, встретившись взглядом с этой сумасшедшей, передумал.

– Как знаешь, – только и сказал он.

VII

Тига проснулась от того, что у нее ужасно зудел бок. Рана, полученная при первом столкновении с ребятами Бо, зарубцевалась, и теперь от нее отшелушивались тонкие пластинки. Девушка с остервенением содрала раздражающую корку и ощупала свежий шрам. Кожа по-прежнему чесалась, и кое-где из царапин, оставленных торопливыми пальцами, сочилась сукровица, но в целом рана зажила и больше не предоставляла опасности. Тига заправила футболку и уставилась в темноту рукотворной ночи. Возня с раной прогнала остатки сна, и девушка оставила попытки устроиться поудобнее. Она встала и бесшумно прошлась по каморке. В углу сном праведника спал Вейн.

Девушка с легким стыдом посмотрела на бинт, перехватывающий его лоб, и вздохнула – эта драка оставила неприятный след на ее сердце. Пальцы непроизвольно коснулись опухшего носа, и Тига вздохнула. Сейчас, в спокойном состоянии, она понимала, что Вейн был прав. Груб, но прав. Всю свою жизнь он прожил здесь, борясь за свое существование каждый день, противопоставляя свои силы не только тяжелым условиям жизни, но и сотням таких же голодранцев, как и он. Тут не до размышлений – успеть бы до рта кусок донести, пока его не выхватили.

В призрачном свете желтых аварийных ламп паренек казался очень хрупким. Тига вздохнула и тяжело опустилась на ящик – бессонница, никогда не преследовавшая ее раньше, оказалась тяжелым бременем. Девушка вспомнила свое детство. Да, оно было печальным, но… Не более того. Унылые вечера, невкусная

еда, игры и споры с однолетками, долгие уроки в душном классе башни – когда-то это казалось адом, сейчас – вожделенной скукой.

Цветочек…

Могла ли она представить себе тогда, что всего через пару лет будет ползать в пыли, обыскивая заброшенные дома, молчать над изуродованным трупом матери и обшаривать тела покойников в поисках чего-то съестного. А представив и ужаснувшись, могла ли подумать, что очень скоро все это станет для нее привычным образом жизни.

И все-таки ее научили думать. Считать, писать, рассказывать выученные наизусть стишки неизвестных поэтов… Тига ухмыльнулась в темноте. Из глубин памяти всплыли сухие, как песок, строки.

И весна… и весна встретит новый рассвет

Не заметив, что нас уже нет…

Вот она, маленькая и опрятная, стоит посреди класса и самозабвенно путает строки, а в это время ее ровесники здесь мастерят свои первые заточки. Потом дети растут и упражняются в скорости реакции, а рыжеволосая девчушка с отвращением зубрит математические формулы. А потом…

А потом жизнь швыряет ее в бурлящий котел, в котором эти дети варились с самого начала. Тига снова пощупала саднящий нос.

Везение… И мать, которая дала дочери время научиться быть сильной. Ценой своей жизни. Девушка с удивлением поняла, что эти воспоминания сейчас не вызывают у нее никаких эмоций. Они стали тусклыми и невыразительными, как сеть тонких трещин на потолке. Вечная лампа над головой замигала и потухла. Тига запрокинула голову, наблюдая за тем, как медленно разгорается система дневного освещения. По велению Бо в убежище началось утро.

Вейн, развалившийся на своем спальнике, всхрапнул и открыл глаза. Он наградил Тигу подозрительным взглядом и соскочил на пол.

– Чего стоишь? – буркнул парнишка, зашнуровывая ботинки. – Бо приказал явиться к нему сегодня утром, если ты не в курсе.

– Не в курсе, – пожала плечами Тига. – Я есть хочу.

– Потом поедим. Пошли! – Вейн накинул на плечи куртку: после сна в теплом спальнике каморка казалась на удивление холодной.

Девушка, которая все это время бродила в одних носках, поспешила обуться.

– Давай, давай, – нервничая, торопил ее Вейн. – Бо не любит ждать.

Тига бросила на парня косой взгляд и тщательно завязала шнурки.

После непродолжительной пробежки по коридорам, во время которой Говейн бесцеремонно волок Тигу за руку, они ввалились в комнату Боуина. Девушка окинула взглядом группу сонных мужчин и перевела взгляд на вожака. Тот с абсолютно невозмутимым видом восседал на кособоком диване, грызя сухарики.

– Привел, – хмуро отчитался Вейн и подтолкнул Тигу вперед.