Ржевский 6

Афанасьев Семён

Летать рядом со мной такой контингент пока однозначно не выучился (у меня за спиной работает единственный в природе эксклюзив. Во всяком случае, на данный момент — точно единственный).

— Когда ты из обвязки отстегнулась и вниз спикировала, — отвечаю на вопрос японки осторожно.

На всякий случай прихватываю её обеими руками от греха подальше. Чтобы совместить приятное с полезным, сжимаю пальцами её сиси: если вдруг у подруги с головой что-то не то, пусть не думает, что я её спасаю. Пусть считает,

что это я для второго раунда созрел.

Кстати. А ведь я и созрел, чувствую озадаченно. Ух ты, вот это сила воли, вот это природная мощь организма у меня.

Стальной я парень. Сейчас, когда моих брюк больше не существует (две раздельные половинки-штанины, каждая на своей ноге, не в счёт), готовность моего дисциплинированного и закалённого организма к определённого рода занятиям ничем не закамуфлируешь — больно уж вперёд выдаётся.

— Вау! — японка восхищается и тянется рукой вниз. — Ты снова можешь?! — она цепко хватает меня за самое главное и самое ценное в жизни.

— Всегда готов! — подтверждаю лаконично и мужественно, скромно потупившись.

Последнего, впрочем, Норимацу не видит, поскольку едет ко мне спиной.

— Знаешь, но я в полёте больше не хочу, — застенчиво признаётся она. — Да и вообще перерыв бы сделать: твоя первая супруга была полностью права насчёт анатомических различий.

— Да я и сам в полёте не сильно желанием горю! — признаюсь рефреном. — Хватит первого опыта! Ни тебе упора, ни за твои упругие выпуклости схватиться и приятно подержаться. Ни тебе расслабиться и отдаться волне чувственного компонента, позабыв о несовершенной бренности бытия.

— А-ха-ха-ха-ха, а на вид не скажешь, что ты против! — Норимацу продолжает теребить святое, вгоняя меня в застенчивость.

— Сила воли и целеустремлённость, — снова комментирую лаконично и мужественно. — Чего не сделаешь ради реально важных в жизни вещей. А суицид ты пыталась совершить, когда из подвесной системы отстегнулась и вниз пикировать затеяла. Я, кстати, хотел спросить, зачем? Но мы так быстро к делу приступили, что не до вопросов стало! Вот теперь интересуюсь.

— Дим, ты дурак?! — японка решительно хватается за те же самые карабины.

— НЕ-Е-ЕТ! — наверное, мой голос сейчас по всей Соте слышен, по крайней мере, шагающие внизу миниатюрные прохожие головы поднимают.

Ой как неловко. Я в таком виде, партнёрша — тоже. Сверху звук вообще всегда хорошо доносится, даром что город в диаметре полсотни вёрст.

Хватаю ладони Шу своими и сжимаю от греха подальше пальцы, лишая её возможности двигаться.

Попутно ругаю себя последними словами: вот же идиот. Надо было менталистке быстрее звонить, сразу, как в голову взбрело.

— Я перевернуться хочу! Чтоб твоё лицо видеть! — продолжает возмущаться Норимацу.

Хм, звучит искренне.

— Ты уже один раз перевернулась, —

замечаю осторожно.

Интересно, что ответит? Хотя я не психиатр-практик, как Наджиб (здесь только вздохнуть с сожалением). И не великий теоретик от психиатрии, как Далия.

Для постановки точного диагноза своих знаний мне всё равно не хватит.

— Так, поняла, кажется… Дима, разверни меня к себе лицом так, чтобы я тебя видела? Похоже, ты всерьёз испугался, когда я вниз полетела.

Даже не знаю, что здесь сказать.

Прихватываю одной рукой её за талию, второй перестёгиваю крепления и разворачиваю японку лицом к себе после фиксации:

— Внимательно слежу за ходом твоей мысли, — попутно наклоняю голову к плечу и наивно хлопаю глазами.

Далия что-то упоминала насчёт того, что с пациентом в стадии девиации конфликтовать либо спорить категорически нельзя.

Сейчас до небоскрёба Ивасаки доберёмся, твёрдое покрытие под ногами появится — тут же вызваниваю жён-психиатров и пускай помогают третью кандидатку в невесты спасать.

— Я безгранично верю тебе и ещё более безгранично верю в тебя, — серьёзно начинает Шу, не мигая. — Ты — единственный в мире мужчина, которому я доверяю как себе и сверх того. А у тебя за спиной — самый совершенный летательный аппарат своего класса.

Занятное начало объяснения. По правде сказать, я ожидал, что на бред будет похоже, но пока звучит более чем складно.

— Ты — пилот от бога, по крайней мере, если речь о реактивном ранце, — припечатывает кандидатка на место третьей жёны. — Я поинтересовалась и нашими испытаниями: ты летаешь так, как конструкторы-разработчики даже не думали, что можно будет!

Естественно, фыркаю мысленно: если термическую деградацию кевлара в соплах расовым бонусом принудительно зафиксировать, отчего бы и не полетать?

У японских операторов просто подобной возможности не было: выгорая изнутри, реактивный канал менял сечение.

Соответственно, навыки пилотирования, наработанные за первые три секунды полёта, устаревали у летунов как бы не два раза за следующий пяток секунд.

А я, заморозив деградацию конструкции, дал себе возможность приловчиться. Но объяснять такого не будешь.

— Скажи мне теперь в ответ что-нибудь? — спокойно предлагает голая Норимацу (штаны на коленях можно не считать. Сперва их хотя бы подтянуть надо).

Кстати, отсутствие одежды её абсолютно не смущает. Интересно, а с подчинёнными в небоскрёбе как говорить?

— Хренасе, ты озаботилась теорией, — впечатляюсь. — Но оценка приятная, спору нет, — говорю чистую правду.

— Теперь ты понял, почему не было попытки суицида?

— НЕТ! Не понял!

Ну а чё, действительно не понял пока. Возможно, потому, что мыслительный аппарат перегружен.