С днем рождения, Белый Свет! Истории, рассказанные неисправимым романтиком
Шрифт:
Вот такое вот интересное кино. Но был ли прав епископ Ашшер или нет, а хорошо, что есть в году такой день, когда в девять утра можно распахнуть окно и сказать: «Ну, с днем рождения, Белый Свет!»
Баку. Октябрь, 2014;
обновлено в октябре 2022
Вообще пляж – дело хорошее. Даже если ты и не кинетический скульптор…
Плеск сердца
…На новханинском пляже, что километрах в двадцати от Баку, лежу на песке, подставив спину летнему солнцу.
Дремлю под детский смех, говор взрослых, вопли
И сквозь весь этот интершум – мерный плеск моря. Вода с шелестом накатывает на берег и откатывает, накатывает и откатывает…
Слышу в себе гулкие удары сердца. Оно встревожено тем, что я пережариваюсь на солнце, и бьет в набат…
Постепенно замечаю, что сердце звучит в унисон с плеском прибоя. Словно внутри меня – маленькое море…
«А чего удивляться, – философски думаю я, – ведь каждый из нас носит в себе частичку моря». Оттуда мы все в свое время вышли, чтобы освоить пустынную, неуютную сушу, и многие так и остались жить на ней. Но в наших телах заключено немножко первобытного моря – ибо что есть наша кровь, теплая и соленая, как не аналог праокеана? И иногда сердце, будто вспоминая об этом, бьется с прибоем в унисон…
В памяти лениво всплывают стихи Еремея Парнова:
Мы носим в жилах океан,Соль первых дней творенья носим.И этих жил мы ловим просиньНа милом трепетном виске.Ах, волосы твои как осень!..Иной может и хмыкнуть – какие, мол, возвышенные мысли на пляжу! «Ну, во-первых, – отвечу я, – возвышенные мысли могут прийти в голову где угодно – хоть на пляжу, хоть в рабочем кабинете, хоть в переполненном автобусе…» По собственному опыту знаю, что как раз в переполненном автобусе возвышенные мысли приходят гораздо чаще, нежели за письменным столом… А во-вторых, я ведь лежу не просто на берегу Каспия. Я лежу на дне некогда великого Сарматского моря.
Лет тридцать тому назад я подрался в украинской пивной с одним одесситом, который позволил себе пренебрежительно отозваться о Каспийском море. Сначала он всячески восхвалял Черное море (против этого я, понятно, ничего не имел), а потом, узнав, откуда я, назвал Хазар «большим, но мелким тазом с водой». Слово за слово, я взбеленился и дал одесситу в зубы, он – мне, потом нас разняли, потом помирили. В горячке я не сообразил сказать ему, что и мой Каспий, и его Черное море – ближайшие родственники, дети, так сказать, одной мамы.
Около двенадцати миллионов лет назад от Балкан на западе и до Арала на востоке простиралось Сарматское море, теплое, соленое и мелководное. По берегам его росли вперемешку магнолии и дубы, лавры и сосны, мирты и тополя, ивы и клены, березы и каштаны… Но проходили миллионы лет, и из-за подвижек земной коры, вулканической деятельности и выдавленного наверх Большого Кавказского хребта огромное море разделилось натрое, и в итоге от него остались изолированные друг от друга Черное, Каспийское, Аральское моря… А обнажившееся дно стало, естественно, сушей.
…В детстве, помню, меня снедала обида на то, что в Каспийском море нет китов или хотя бы дельфинов. В самом деле, в нем водятся сельди и лососи, тюлени и осетры, чайки и бакланы, бычки и креветки, крабы и медузы – в общем, все как в уважающих себя морях. «Вот только почему у нас нет китов?» – думал я. И воображал себя катающимся верхом на дельфине… или даже на ките…
А ведь были здесь киты, были!
В теплых водах Сарматского моря водились первобытные дельфины (видите, и они у нас когда-то имелись!), первобытные тюлени (ну, тюлени, точнее нерпы, у нас и сейчас есть) и первобытные дюгони (эти морские звери, отдаленно напоминающие моржей,
Я видел скелет сарматского кита. В длинной, низкой, застекленной витрине в полутемном зале естественноисторического музея в Баку. Костяк вымершего кита был величиной с небольшую лодку. Мелковат, скажете? Но это настоящий кит, клянусь вам. Предки всех китов были сухопутными зверями, похожими на огромных медведей. Семьдесят миллионов лет назад они в погоне за рыбой ушли жить в моря, и внешний вид этих зверей изменился: исчезли задние лапы и шерсть на теле, зато появился хвостовой плавник и передние лапы стали ластами. Но они не перестали дышать воздухом и кормить своих детенышей молоком. Множество самых разнообразных видов китов живет и здравствует и поныне, а вот сарматский кит вымер. Жаль сарматского кита. А может, оно и к лучшему – во всяком случае, он не успел отведать гарпуна. И сегодня в Каспийском море есть осетры и лососи, сельди и тюлени, чайки и крабы и прочее, и прочее, но нет китов…
Надо же, какое совпадение! Дрему мою прерывает голенький трехлетний малыш, который спотыкается об меня и огревает по хребту надувным китом, большим, больше него самого! Поднимаю голову. Малыш хохочет. Кит у него тоже веселый – с намалеванным большим глазом и зубастой улыбкой. Двумя пальцами показываю малышу «козу», отчего он заливается еще пуще и швыряет в меня китом. Что-то возмущенно кричат в отдалении его родители, но я, нисколько не обидевшись (ведь это так здорово – получить надувным китом по спине!), ловлю игрушку, и какое-то время мы перебрасываемся ею, словно мячом. Потом игра надоедает малышу, он бежит прямо в море, бросается в волны и пытается – безуспешно – оседлать надувного кита. Я смотрю на это и представляю себя верхом на сарматском ките: вот сижу на нем, держась за куцый спинной плавник, ощущая под собой мерную работу длинных мощных мышц… Время от времени дыхало зверя выбрызгивает тонкую водяную струйку, освежая мне лицо… Куда там скутеру!
Подставляю солнцу пузо. Закрываю глаза.
Вновь слышу: ш-ш-ш… ш-ш-ш… Тук-тук, тук-тук…
Тук-тук… Ш-ш-ш-ш-ш…
Биение сердца. Плеск моря.
Биение моря. Плеск сердца…
Баку. 29 июня 2009
Кстати, о птичках. Вернее, о китах.
Сарматский кит
Я дебютировал в азербайджанской прессе в 1990 году, опубликовавшись сразу и в газете «Молодежь Азербайджана», и в журнале «Молодость» («Гянджлик»), и уже тогда определил для себя круг тем: Природа и все с ней связанное. По этому поводу мне не раз приходилось испытывать трудности: тема Природы считалась «бросовой», «неходовой», «третьесортной», если только речь не шла об экологическом кризисе; газеты охотно принимали материалы о светской жизни, о криминале, спорте, бизнесе, рок-музыке и попсе, исторические (а также квазиисторические) материалы, о политике; большим успехом пользовались статьи антисоветского и вообще антикоммунистического содержания, всякого рода сплетни и сенсации… Мне, твердо решившему встать на путь просветительства (как, между прочим, еще во второй половине XIX века завещал публицист, «отец» азербайджанской журналистики, почтенный Гасан-бек Зардаби), не раз бросали в лицо: «Неформат», «Кому это сейчас надо?» или «А нет ли чего-нибудь жареного?» (и даже «Еврейским вопросом не интересуетесь?»). Я пожимал плечами и молча уходил.