С Ермаком на Сибирь (сборник)
Шрифт:
— Гараська, иначе Герасим Карпович Коровин, — личность интересная. Это семиреченский казак, пьяница, бродяга, охотник, искатель приключений, препаратор чучел, все что угодно. Знает горы и пустыню как свои пять пальцев. Рассказывает, что ходил с Пржевальским, с Козловым и с Роборовским, но, кажется, врет. Он больше примазывается к богатым иностранцам. Говорит на всех туземных и европейских языках вообще и ни на одном в частности, имеет нюх на зверя, но еще лучший нюх на богатого путешественника. Достанет все что угодно: и маленьких живых тигрят, и живого
— А с ним кто? — передавая бинокль Ивану Павловичу, сказала Фанни.
— По-моему, англичанин. И большой барин. Смотрите, на нем, кроме футляра с папиросами и ножа, ничего. Зато киргизы обвешаны целым арсеналом ружей, треног для фотографии, фотографиями и еще какими-то мешками. Но, надо думать, знатный, потому что с ним два киргиза, губернаторские джигиты и один кавказец, а это значит — человек с протекцией. Надо готовить хороший ужин, Фанни.
— Сойдет и с нашим.
— Не обойдется и без водки. Ну ее-то мы у казаков достанем. Она у них не переводится.
Караван поднялся к посту и въехал в ворота.
Первый въехавший походил на англичанина. На нем был серый тропический фетровый шлем, обтянутый зеленой кисеей, просторная куртка с карманами, со сборками и кожаными пуговицами, подтянутая ремнем, на котором болтался изящный охотничий нож, серые галифе, рыжие башмаки и такие же гетры, обернутые по спирали ремнем. Это был молодой человек с чисто выбритым, нежным, розовым лицом, с красивыми холеными русыми усами, подвитыми кверху, а когда он снял для привета свои шлем, то под ним оказались русые волосы, подвитые и разделенные на аккуратный пробор.
Гараська был в старой зеленой фуражке с малиновым околышем, пиджаке, накинутом поверх серой фланелевой рубахи, в шароварах коричневатого цвета, заправленных в хорошие высокие сапоги с ремешком под коленом На нем не было никакого оружия.
Они слезли с лошадей. «Англичанин» долго расправлял ноги и, видимо, усталый и непривычный к езде, пошел неловкой походкой к веранде. Увидавши Фанни, бывшую в женском костюме, он приосанился и закрутил усы большой рукой, одетой в рыжую лайковую перчатку.
— Позвольте познакомиться, — сказал он на чистом русском языке, — Василий Иванович Василевский, которого прошу называть, как все меня называют, просто Васенька или Василек. Московский купец и, между прочим, путешественник, охотник, искатель приключении. Не все же, знаете, англичанам! И российской складки человек всегда показать себя сумеет.
— Мильярдер, — хриплым шепотом, прикрывая рот ладонью, прошептал на ухо Ивану Павловичу Гараська и, смакуя это слово, повторил еще: — Мильярдер
— Вы меня, надеюсь, познакомите… с супругой вашей.
— Это не жена моя, а… племянница, Феодосия Николаевна Полякова.
— Привет, привет российской жительнице на границе Небесной империи. Я удивлен и очарован встретить такую красоту.
— Горная роза, — хрипло сказал Гараська, протягивая черную загорелую руку Фанни. — Молодчага Иван Токарев. Губа не дура. Даром что тихоня, монах и аскет… а товар выбрать умел.
Иван Павлович толкнул его под локоть.
— Ты, брат, полегче.
— А что, Иван, нельзя?.. — робко спросил Гараська.
— Она племянница и барышня… институтка, — зачем-то соврал, отводя Гараську в сторону, Иван Павлович, — сирота… Надо быть осторожнее.
— Да ладно, Иван, — захрипел Гараська, — я-то что, я ничего. Ты вот за кем присматривай, — подмигнул он на своего спутника, — ходок по этой части! Ты за патроном моим гляди в оба.
— Мы едем, — говорил нежным певучим голосом Васенька, — в Аксу и Турфан. Знакомиться с тамошними нравами.
— И более по женской части, — шепнул опять хриплым басом Гараська Ивану Павловичу.
— Говорят, очень любопытства достойные города. Вот у меня письмо от губернатора… Вы разрешите сесть, — и Васенька небрежно развалился на лонгшезе, — устал, знаете. Отвык. Да, — письмо оказывать всяческое содействие. А вы давно здесь, Иван… Иван, простите не расслышал ваше отчество.
— Павлович.
— Да, так я говорю, давно вы здесь?
— Девятый год.
— Да что вы говорите!.. А… а… племянница ваша, Феодосия Николаевна?
— Феодосия Николаевна всего второй месяц.
— Скажите пожалуйста. И не соскучились? Удивительно. К вам никак и не доедешь. Мы три дня едем из Джаркента.
— Вольно же вам, Василек, — фамильярно сказал Гараська, — было заглянуть на Или.
— Ах, там поселок дунганский. Очаровательный. Прелесть. Мы там рыбу ловили.
— С дунганками, — добавил Гараська.
— Ах, оставь, пожалуйста. Это было просто приключение. А я, знаете Иван… Иван…
— Павлович, — смеясь, сказала Фанни.
— Да, Иван Павлович, я люблю приключения. Мне двадцать пять лет… Я уже был в Абиссинии, у негуса Менелика, охотился на слонов.
Не то удивление, не то насмешка играла в шаловливых глазах Фанни.
— Вы охотились на слонов, Василий Иванович?
— Что же тут удивительного? — смотря своими большими светло-серыми глазами на Фанни и как бы ощупывая ее своим взглядом, сказал Васенька.
— По-моему, много. Так мало русских путешественников и тем более охотников за слонами, — серьезно сказала Фанни.
— У меня, знаете, страсть. «Влеченье — род недуга»… Что-нибудь необыкновенное, — небрежно бросил Васенька.
— Папаша слишком много денег оставил, — вставил Гараська.
— Оставь, пожалуйста, — шутливо, но, видимо, довольный, сказал Васенька, — ты, охотник за черепами, «команчо», вождь индейцев. А знаете, удивительный человек!