С Корниловским конным
Шрифт:
Грязь в селе ровно по ступки колес. И его «тройка», и экипажик, и он сам, в брызгах, в грязи. Со мной он и теперь откровенен, словно он сотник, а я хорунжий. Поговорив о делах и «о сене Литвиненко», заговорили о пластунах.
— Не нравятся мне ни Ходкевич, ни Цыганок, — как-то смущенно говорит он. — Все это старые перешницы... в отставку им надо.
На это я ему ничего не отвечаю, так как знаю, что и он им не нравится.
— Вы давно знаете генерала Бабиева? — в этом же селе Приютном спросил меня полковник Цыганок.
— Давно... а что? — отвечаю ему, очень приятному на вид старому полковнику, смуглому лицом, спокойному и, вижу,
— Да уж больно он молод... и горяч! И не уважает старших, — отвечает он. Генерал Ходкевич стоит здесь же и молчит. Этим «старикам» было около 50 лет.
Когда прибыл в Приютное штаб дивизии, то генерал Бабиев приказал очистить дом и весь двор, в котором помещался генерал Ходкевич со своим штабом пластунской бригады, чтобы занять все своим штабом. Генерал Ходкевич, старик, возмутился, но... очистил. Поэтому-то он и молчит сейчас.
Я начинаю «не узнавать» своего молодецкого, скромного и бессребреника полковника Колю Бабиева. Генерал Бабиев становится хуже полковника Бабиева. Положение людей меняет, но у нас с ним остались все те же дружеские и доверительные взаимоотношения. Об изменении их я и не думал.
В селе Приютном я любуюсь своим родным 1-м Кавказским полком. Хотя состав казаков наполовину изменился, но врожденное молодечество и «поворотливость» их остались те же по станичному наследству. Ко мне приходят урядники и казаки Великой войны на Турецком фронте, и мы только и говорим о прошлом и о том, как наш молодецкий полк не гнулся и в беде.
В Кавказский полк вернулся после ранения наш старший брат Андрей, сотник и мой сверстник по полку мирного времени есаул Храмов. С есаулом Михаилом Казановым — они мощь и традиции полка, а я для них — всегда желанный гость. Казанов дружески смотрит на меня, потом на брата и Храмова, и любовно произносит — «Кавказская старшина». Да, мы были коренные и старшие кавказцы.
1-м Кавказским полком в бою фактически командует он — доблестный офицер Кубани. При мне, на глазах всего Корниловского полка — бросившись вперед с тремя сотнями — он схватил с головы свою косматую белую па-
паху, жестоко потряс ею в воздухе над головой, потом «ткнул» в сторону красной конницы, подступившей к Приютному, — и его сотни сразу же перешли в широкий намет. А он — впереди всех своих казаков...
Корниловский же полк был брошен на помощь 1-му Таманскому полку, ведущему бой у села Крутик (стык Ставропольской, Астраханской губерний и Донской области). До него верст 12-15. По полю глубокий снег и холодно. Развернутым строем, «в линию колонн», рассекая снег, широкой рысью полк идет ровным полем. От Приютного видны как на ладони и село Крутик, и село Кормовое. Последнее на высоком крутом плоскогорье, и от него еще яснее видно все, даже и за Маныч, до села Дивного включительно. В общем красным видно движение даже одиночных наших всадников.
У села Крутик протекал болотистый ручей с крутыми берегами и единственной греблей. За ними, на берегу, само село. Мы этого не знали. 1-й Таманский полк напоролся на огонь красных из дворов села — и уже отступал с ранеными. Вдали, на снегу, видны были трупы убитых казачьих лошадей. Огонь красных прекратился. И когда этот казачий полк отходил по очень снежной дороге в Приютное — думаю, что красные, в своих теплых хатах, уже ели горячий ужин.
Тогда в 1-м Таманском полку было около ста шашек в строю. У них худые лошади. Отступавшие казаки «замурованы» в башлыки так, что видны только нос и глаза. Впереди этой небольшой группы
— Никакой поддержки мне не нужно... возвращайтесь также в Приютное.
До моего прибытия в полк отряд генерала Бабиева уже был в этих местах, достигнув села Ремонтного включительно. Под последним был довольно жестокий бой 19 января. Там сильно пострадал наш полк, и были ранены сотник Ко-16 Елисеев Ф, И.
ноненко и хорунжие Твердохлебов и Бэх (большой). По рассказам офицеров — красные захватили в плен даже две сотни пластунов. И Бабиев должен был со всем отрядом отступить за Маныч. Теперь красные занимают командные высоты у села Кормового. Вытеснив белых из этого района, явно красные не хотели отдать его обратно.
Оставаться в Приютном, на равнине, имея в тылу Маныч, видимо, не было смысла, и Бабиев ночью вернул весь отряд в село Дивное, где оставались обозы частей. Через сутки Корниловский полк был отправлен на запад в село Киевское, где начался период боев и полуголодного существования лошадей, а для казаков — изнуряющая болезнь «испанка».
ТЕТРАДЬ ДЕСЯТАЯ
26 декабря 1918 г., на станции Торговая, во время свидания командующего Добровольческой армией генерала Деникина и Донского атамана генерала Краснова, состоялось соглашение о подчинении первому Донской казачьей армии. Объединив командование Добровольческой и Донской армиями, генерал Деникин принял звание «Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России».
29 декабря того же года генерал Врангель назначен был командующим Добровольческой армией. Командиром 1-го Конного (Кубанского казачьего) корпуса назначен был начальник 1-й Кубанской казачьей дивизии генерал Покровский, причем его дивизия включалась в состав корпуса, взамен 2-й Кубанской казачьей дивизии генерала Улагая.
Начальником 1-й Конной дивизии, по возгпавлении генералом Врангелем 1 -го Конного корпуса — долгое время оставался временно генерал Топорков, будучи официально командиром 1-й бригады этой дивизии. При наступлении на Терек — эту дивизию возглавил генерал Шатилов (Генерал Врангель. Белое Дело, т. 5, стр. 105 и 106).
Дальше генерал Врангель пишет, что генералом Деникиным предположено: «Войска, действующие в Каменно-
угольнбм районе и в Крыму, — объединить в армию, поставив во главе ее генерала Боровского, с присвоением этой армии наименования «Добровольческой»; вверенная же мне армия — получит наименование «Кавказской».
Известие о предстоящем переименовании моей армии меня огорчило. Вся героическая борьба на Юге России, неразрывно связанная со священными для каждого русского патриота именами генералов Корнилова и Алексеева, велась под знаменем «Добровольческой армии». Каждый из нас, сознательно шедший на борьбу, предпочел это знамя знаменам Украинской, Астраханской и других армий. Пойдя под это знамя, я решил идти под ним до конца борьбы. Генерал же Деникин, учитывая, что большая часть «не казачьих» добровольческих полков должна была войти в состав армии генерала Боровского, — полагал, что этой армии принадлежит преимущественное право именоваться Добровольческой. Я предложил генералу Деникину сохранить за обеими армиями дорогое войскам название «добровольческих», добавив к нему наименование по району действий армий.