С Корниловским конным
Шрифт:
— В Кубанской армии может быть не больше трех корпусов, — сказал он спокойно. — И вот я и другие офицеры Кубанского войска могут достигнуть только должности командира корпуса, и дальнейшая карьера их прекратится. В Русской же армии я могу достигнуть и высшей должности, — закончил он.
Мы, юнкера Оренбургского училища, как и юнкера сотни Николаевского кавалерийского училища в Петербурге, куда он скоро был переведен, отлично знали характер и воинскую эрудицию Малышенко. Его мечты быть командиром корпуса — были напрасны.
Кавалерийские сигналы
Не задерживаясь у Малышенко, с ординарцем проехал
кланяется мне. Она молода, скромна, чистенькая, приятная, интеллигентная и по-городскому одета. Здороваюсь с ней и ободряю. Здесь уже ждут меня все командиры сотен, в ожидании распоряжений. Боевая обстановка была им хорошо известна, как и мне. В сторожевое охранение была назначена вся 1-я сотня. Полкового адъютанта сотника Малыхина со мной нет. Он остался с канцелярией и обозами в Приютном и удачно, своевременно, прислал полку кое-что из провизии и двухведерный бочоночек красного вина, только что прибывший из Святого Креста. Хорунжий Литвиненко, самый смелый на слово, предлагает «спробовать його... якэ воно?»
Находя это несвоевременным, я все же спросил присутствующих — «как Вы смотрите?»
Все были голодны. На холоде провели весь день, так неприятно закончившийся. Решили поужинать вместе. Позвали всех офицеров. У матушки оказался богатый и большой сервиз к столу. Поужинали и разошлись. Все село погрузилось в сон. После полуночи я почему-то проснулся и слышу: по улице, по замерзшим кочкам грязи, крупной рысью «стучит» казак. Интуитивно почувствовал, что он несет неприятную весть. Прислушиваюсь. Соскочив с коня и быстро войдя в комнату спавших ординарцев, он негромко, но тревожно произнес:
— Будите скорее командира полка!. Красные наступают!
Казаки мигом вскочили на ноги и бросились к лошадям.
Один из них, стуча в дверь, громко произнес:
— Господин есаул! Тревога!
Есаул Лопатин, мой помощник, спал со мной в маленькой комнатке, на полу. Он тут же вскочил. Я же крикнул в дверь:
— Трубач! Труби тревогу!
И он «зацокал» на сигнальной трубе спящему селу уставших казаков, в лютый мороз, за полночь времени: «Тревогу трубят... скорее седлай... но без суеты... оружие оправь, себя осмотри... и тихо на сборное место веди коня — стой, равняйсь и приказа жди!»
Таковы слова тревоги кавалерийского сигнала — цокотанием, тревожным цокотанием, с перерывами первой
строчки его, а потом — резко, тревожно, часто половину второй строки, и растяжно, чтобы все поняли, и по всему пространству, куда долетят звуки трубы, — растянул: «и приказа жди-и...»
Всех, кажется, 39 кавалерийских сигналов мы, юнкера, должны были знать текст наизусть и на уроках строевого устава — пропеть поодиночке перед своим сменным офицером. За давностью лет, возможно, порядок слов частью забыт мной, но все они точны.
Каждого истинного конника мотив этого сигнала волнует и опасностью, и любопытством. Опасностью потому, что он подается только во время неожиданного случая, а любопытством потому, что хочется знать, — что же на самом деле случилось? И какова эта опасность?
Боже мой, что случилось «с казачьим селом»?! Сотенные трубачи подхватили сигнал в своих районах. По улицам уже скачут сотни к штабам полков. Ординарцы бросают в полковую тачанку вчера привезенные продукты. Все делается с исключительной поспешностью.
Но это было только начало, «пристрелка». За ними — грянули сразу четыре выстрела. У нас же только пулеметы. И пока я раздумывал — что делать? — как прискакал казак «от бригадного командира Малышенка» с приказанием — «Корниловскому полку отступить за село, за речку».
Было совершенно темно. Еще не всходила и заря. Чтобы «не разорваться» — взводной колонной, широкой рысью, веду полк к переправе. 1-й Черноморский полк уже пере-
правился на ту сторону речки Крутик. На этом берегу ждал корниловцев Малышенко со своими ординарцами. С ним полк и двинулся к переправе.
Болотистую речку Крутик с обрывистыми берегами пересекала единственная гребелька, шириной для проезда одной повозки. Гребелька земляная, обледенелая, с выбоинами. Казаки могли идти по ней только в колонне «рядами», т. е. по два всадника. И только что полк взошел на нее, как красные перенесли обстрел артиллерии по гребле и гранатами. И так ловко!
На наше счастье — гранаты рвались рядом с греблей, но каскады воды и грязной тины летели вверх, обдавая собой греблю и казаков, делая ее мокрой и скользкой. Уже сорвалось с гребли несколько казаков с лошадьми и попадали в тину, и мы не знаем — убиты ли они или ранены! Малышенко не показывает страха, спокойно отдает распоряжение впереди идущим, и он мне в этот момент нравится.
Задние ряды казаков напирают на нас, и с хвоста колонны слышатся крики: «Рысью!.. Рысью!..» Нам были очень понятны эти выкрики, и мы перешли в аллюр рысью. Мы не совсем благополучно прошли эту отвратительную болотистую речонку почти со стоячей водой, но больше пострадал в потерях людьми и лошадьми, почему-то, Черноморский полк, хотя он и не был на позиции и переправился раньше Корниловского полка.
Выйдя из сферы досягаемости артиллерийского огня, полки остановились. А когда развиднелось — мы глупо стояли, не зная — что же дальше? Стали делать проверку людей. Командир 1-й сотни с грустью доложил мне, — убит вахмистр сотни. Я его хорошо знал: это был молодой и очень авторитетный подхорунжий, получивший звание за боевые отличия. Офицерский состав не пострадал. От Ба-биева получено распоряжение: Корниловскому полку идти в Приютное, а Черноморскому прямым путем перейти Ма-ныч и расположиться в своем селе Кистинском.
В ночь на 28 февраля — весь отряд Бабиева также перешел Маныч и расположился по квартирам в своем старом селе Дивном.
«Под винтовкой». Полковник Малышенко
Получив дневку, 29 февраля Корниловский полк был отправлен в село Киевское, которое находилось западнее села Кистинского, на южном берегу Маныча. На этот раз полк выступил со всеми своими обозами и «хвостами», которых в каждом полку было много. Полку указывалась задача — охрана этого района и разведка в направлении села Крутик Астраханской губернии.