С Корниловским конным
Шрифт:
Сотник Малыхин по короткому времени пребывания на фронте не выслужил ценза для производства в есаулы. Но по своим летам, по образованию, по знанию службы и сознанию офицерского достоинства — подлежал поощрению в моих понятиях. У него была оторвана вся кисть правой руки. Он был калека-инвалид, а следовательно, мог законно устроиться на любую тыловую должность. И то, что он прибыл на фронт, — меня подкупало. По этому поводу у меня с ним произошел короткий разговор:
— Где Вы потеряли руку, Николай Павлович?
— На фронте в Линейном полку, господин есаул.
—
— Ничем... — скромно отвечает он.
— Так хотите, я Вас представлю в чин есаула «за старые боевые отличия» в Линейном полку?
— Это дело Ваше, господин есаул, — вновь скромно и вежливо отвечает он.
И я представил его к чину есаула, «за старые боевые отличия в 1-м Линейном полку Великой войны 1914-1917 гг ». Их полк был на Западном фронте.
С отъездом в Екатеринодар Малыхина с наградными листами — временным адъютантом был назначен сотник Васильев. Его 1-ю сотню принял сотник Твердый. Сотник Марков был назначен помощником моим по строевой части, а подъесаул Козлов — по хозяйственной части. Козлов был из старых сверхсрочных подхорунжих 1-ш Кавказского полка мирного времени, которого я отлично знал. Он был образцовый вахмистр сотни, умный, энергичный, тактичный. Опытный воин и отлично понимал нужды казаков и полка в целом. Его заботами — появился фураж и из соседних сел. Он умел говорить с крестьянами, не обижая их.
Сотник Малыхин отличный был офицер и как полковой адъютант — хорошо знал свое дело. Он сам писал приказы по полку левой рукой, те пункты, которые были шаб-лонны. Неудобство ли писания левой рукой, а от этого и нервозность, но с писарями он был очень строг, нелюдим с ними, требовательный, с оттенком властности капризного барина, требования которого должны исполняться беспрекословно. Канцелярская же работа с писарями, с разными справками, требовала разговора, порой совета, чего Малыхин не допускал. Это был его недостаток в канцелярской работе.
Сотник Васильев был ему полная противоположность. Упорно-трудолюбивый, настойчивый, интересующийся всяким вопросом до полной его глубины, умевший говорить с казаками деловым языком, выслушивая их до конца, — он с головой окунулся в полковые бумаги, подробно изучая всякий вопрос. Мы спали в одной комнате. Порой, если надо — он быстро вскакивал с постели, надевал на гимнастерку кинжал и револьвер и торопливо шел в канцелярию, которая помещалась в соседнем доме. Всегда строгий к себе, к казакам, ко всякому делу — подчиненные его любили, уважали, но и боялись. Там, где был Васильев, — я был спокоен.
Кроме его личных качеств — нас связывало чувство памятной дружбы по Майкопскому техническому училищу. В 1908 г. мы расстались и встретились впервые через десять лет, в Корниловском полку. Он был сотник, и я не сразу узнал в нем краснощекого техника Яшу Васильева, так он переменился. Окончив техническое училище, он поступил в университет, стал студентом, а с войной 1914 г. поступил в Оренбургское казачье училище на ускоренные курсы, которые и окончил вахмистром сотни юнкеров. После десятилетней разлуки — я машинально назвал
Отличия формы Корниловского конного полка
С прибытием полковой канцелярии — я поинтересовался ее письменным содержанием и, к своему удовольствию, — нашел подлинную переписку бывшего командира полка полковника Науменко с командующим Добровольческой армией генералом Деникиным.
Перед выступлением во 2-й Кубанский поход и в самом походе наш полк официально назывался «1-й Кубанский», как «первый» по сформированию в рядах Добровольческой армии, но состоявший из казаков разных отделов войска.
8 июля 1918 г., после взятия Ставрополя партизанами полковника Шкуро — на второй же день и там же, стал формироваться прежний, территориальный по своему Ла-бинскому отделу 1-й Кубанский полк под командованием войскового старшины Фостикова. Таким образом, в Добр-армии получилось два полка, имевших одну и ту же нумерацию. После занятия Екатеринодара 2 августа 1918 г. головными частями армии (кстати сказать, первым ворвался в него 1-й Кубанский полк Науменко своими головными сотнями), с продвижением в Закубанье — полковник Науменко подал рапорт генералу Деникину, с ходатайством — его полк переименовать в Корниловский.
«В воздаяние заслуг перед Родиной, за все труды, лишения и отменную боевую работу — вверенный мне 1-й Кубанский полк — прошу переименовать в КОРНИЛОВСКИЙ, в честь Национального Русского Героя, генерала Лавра Георгиевича Корнилова».
Приблизительно такого содержания был рапорт полковника Науменко, и на нем, коротко, лаконично, было написано: «Утверждаю. Генерал Деникин».
При этом прилагались рисунки и пояснения к форме одежды полка, нисколько нс изменяя общей формы казаков Кубанского Войска.
Устанавливалось:
1. Погоны войскового цвета, но с черной траурной выпушкой по краям и с черной вензельной (прописной) буквой «К», как у офицеров, так и у казаков.
2. К парадной форме, на черной папахе, полагалась «белая полоса» шириной в два пальца, идущая по высоте папахи сверху вниз, с небольшим уклоном влево. Полоска устанавливалась: для офицеров серебряная, галунная, а для урядников и казаков — нитяная.
3. На сотенных значках устанавливалась черная полоса в одну треть ширины значка, идущая по диагонали сверху вниз.
4. На полковом флаге устанавливалась такая же полоса, и на ее черном фоне, крупными буквами белого сукна — накладывалось только одно слово: КОРНИЛОВСКИЙ.
Вот и все были изменения-дополнения к общей форме всех полков Кубанского Войска. Целью дополнения к форме одежды было: черными траурными «отделками» увековечить память погибшего шефа полка.
Все это было напечатано на пишущей машинке и на самой обыкновенной белой бумаге, видимо, на походе. Здесь же были приложены и рисунки, сделанные, думаю, самим полковником Науменко. И если они были не особенно художественно начертаны, — то ясны и понятны.