С Красным Крестом
Шрифт:
Это клочок земли, из-за которого убито столько итальянцев, принадлежал некогда Турции. Султан, находя его лишней обузой, уступил его в 1866 г. хедиву, который имел некоторое основание, проистекающее из географических данных, присоединить его к своим владениям. В 1884 году англичане, заняв все порты Красного моря, заняли и Массову; но, несмотря на свою традиционную жадность, они не сочли выгодным удерживать занятый город. Во-первых, игра не стоила свеч; а во-вторых, они щадили негуса, надеясь вовлечь его в союз против магди note 11 .
Note11
Магди (араб.) — здесь: руководители национально-освободительного движения.
Так как союз не состоялся, то Массова оставалась номинально во власти хедива до 1885 года.
В это время Италия возмечтала возвеличиться и положить начало колониальному могуществу. Она обратила свое внимание на Массову — достояние хедива, которому грозил негус и которого обирали англичане. Она сыграла роль третьего плута и отважно заняла новую колонию.
К несчастью, приобретение нельзя было назвать удачным. Кто знает, сколько золота, слез и крови поглотила эта бездонная бочка! Но как-никак Италия приобрела колонию и крепко держится за нее! Она ею очень гордится, и эта гордость иной раз доходит до наивного комизма.
Как известно, Франция владеет Таджурским заливом, Обоком и Джибути с полосой прилегающей к ним земли. Вокруг небольшого владения простирается так называемая область французского влияния — весьма удачное название, значение которого вполне ясно.
И итальянцы соблаговолили признать на своей карте за Францией область влияния. Но рядом с этой крошечной, почти незаметной «областью» обозначена на карте область итальянского влияния, окружающая Массову и простирающаяся до бесконечности.
Есть чему изумиться! Это «влияние» простирается через реки, поднимается на горы, покоряет народы, охватывает целые государства.
Уж если запрашивать, то запрашивать! Это ведь невинная страсть, от которой нет вреда никому, а составители карт находят себе занятие! Но вообще получается несколько комичное впечатление, будто люди хотят сказать: «Что такое Франция в Эфиопии?.. Кто ее там знает… Посмотрите, у нее нет даже области влияния… разве можно назвать так этот кусочек меньше платка?.. Вот Италия — другое дело… Видите, как велика область ее влияния… Оно охватывает все — и Абиссинию, и Шоа, и страну Галласов… уголок Нубии, Судана… скоро это влияние распространится на всю долину Нила. Куда ни взглянешь, все Италия… Великая нация… соперница Англии за пределами Европы… Два колосса, которые скоро разделят между собою господство над всем миром».
При таком детски наивном хвастовстве остается только пожать плечами. В последнее время Менелик несколько уменьшил спесь, одним толчком передвинув границы знаменитой «сферы влияния».
Побывав в плену у китайцев и малгашей, мадемуазель Фрикетта имела перспективу испытать плен у итальянцев.
После суточного ареста в настоящей тюрьме с часовыми у всех входов, как будто Фрикетта была в самом деле военная преступница, ее вызвали в военный суд.
Она предстала перед военными судьями, сверкавшими нашивками и галунами своих узких мундиров, заставлявших их обливаться потом
Эти господа рисовались, принимая важный вид, радуясь возможности сделать неприятность француженке, которую заставили сесть на скамью подсудимых.
Председатель начал допрос. Фрикетта отвечала с полным хладнокровием и достоинством.
Когда она сказала, что принимала участие в мадагаскарской кампании, председатель иронически улыбнулся, судьи последовали его примеру.
Затем он сказал, желая быть остроумным:
— Да, Мадагаскар… великая нация совершила великую глупость… Что же, пощипали ее за это порядком…
Фрикетта чувствовала, как вся кровь прилила к ее щекам. Она отвечала с негодованием:
— Франция, всегда находившая средства платить за свою славу, стоит выше насмешек всего света… особенно издевательств итальянца…
— К чему относится этот намек?
— Я ни на что не намекаю, а просто говорю то, что думаю. А думаю я вот что: Франция на Мадагаскаре потеряла несколько перьев из крыльев — это правда; хотя с вашей стороны вовсе не великодушно бросать подобное заявление в лицо женщине, француженке… Но позвольте вам сказать, что колониальная война готовит не один неприятный сюрприз воюющим европейцам. Берегитесь, как бы не потерять крыльев, а вдобавок не сломить шеи… Я говорю это об Италии.
— Все это вовсе не относится к делу.
— Вы подняли на смех Францию, я отвечала, как следовало француженке… а теперь с удовольствием вернусь к тому, что вы называете «делом».
Призванный к исполнению своих обязанностей этим метким возражением, председатель заговорил о преступлении, участие в котором во что бы то ни стало желали приписать Фрикетте — о военной контрабанде.
Фрикетта защищалась, логично приводя доводы, с которыми беспристрастные судьи не могли не согласиться. Итальянцы же хотели сделать молодую девушку виновной, особенно потому, что она была француженка.
Они выдумали целую историю, предпочитая обвинять в несуществующем преступлении молодую девушку, что давало возможность еще раз возбудить общественное мнение против Франции, дать новую пищу ненависти, с которой их государство относится к этой стране, и открыть широкое поле клевете, до которой чрезвычайно падки итальянские газеты.
И все же в словах, в манерах и обращении этих «беспристрастных» судей на каждом шагу проглядывали зависть, озлобление, неприязнь к той самой Франции, которая не считая проливала за Италию свою кровь и отдавала свое золото.
ГЛАВА III
Чем дальше продолжался допрос, тем ожесточеннее, упрямее становились судьи.
Терпение Фрикетты истощилось, она воскликнула с запальчивостью:
— Что же это, господа? Вы судите мою родину, а не француженку, которой уже становится противно слушать вас? Франции и французам нет надобности доставлять оружие Менелику — у негуса и без того есть поставщик, доставляющий ему даром сколько угодно наилучших боевых припасов. Вы знаете его не хуже меня.