С крыла на крыло
Шрифт:
- Эх, вы!
– сказал генерал, красноречиво взглянув на остальных летчиков.
– Правильно, лейтенант: "Трудно, но можно!" Готовьтесь к вылету. По самолетам!
Первые два летчика с планерами на тросах пошли на разбег. С большим трудом удержав свои самолеты от разворота, они пролетели в нескольких метрах над макушками деревьев - благополучно стартовали.
Затем начал взлет Пьецух с двумя планерами на буксире. Вероятно, и Алеша тоже удержал бы свой двухмоторный ИЛ-4 на прямой, будь он
Планеристы, идущие сзади на буксире, увидели, что их буксировщик безнадежно потерял направление старта и устремился к деревьям.
Планеры отцепились. Пьецух убрал газ. Увы! Было уже поздно. Самолет по инерции устремился в лес.
Грохот в лесу заставил вздрогнуть всех на старте. Сквозь шум ветра донесся треск ломающихся сучьев, скрежет раздираемого металла.
- "Трудно, но можно!" - в ярости крикнул генерал, вскакивая на ходу в "виллис" и направляясь к месту аварии.
Экипаж остался невредим, как говорят, отделался легким испугом.
Однако хочу быть справедливым к Алексею Ивановичу - летал и воевал он очень смело.
Когда ему показалось, что буксировка планеристов к партизанам - дело, не требующее большого "перца", он стал упорно добиваться и в конце концов добился перевода в часть, действующую над полем боя. Но как все это было!..
Совсем недавно группа бывалых планеристов посетила бывший планеродром здесь, под Москвой. По краю нежной рощицы завернули мы к центру огромной и голой подковы склонов: они на юг, на запад, на восток.
Что за природа! Нарочно не сотворишь - естественный планеродром для начинающих летать. И до Москвы подать рукой.
Но теперь здесь только огороды. В долине речонка - все та же, ничуть не изменилась: серебряно-беленая, в тех же завитушках. Подальше, в низине, краснеют корпуса чулочной фабрики.
И склоны уж не те: прежде здесь росли огромные дубы, которые мешали нам летать.
Юность-эгоистка мечтала: "Вырубить бы, чтобы свободней было парить! А то не ровен час зацепишься за ветви!"
Тех дубов сейчас нет. Даже пней не сохранилось. Но вот что странно: планеров тоже нет, ни одного!
Ищут романтику. Иной раз не знают, чем заняться, а тут под боком... Что может быть прекрасней свободного полета!
Выходит, совсем не те дубы были помехой!
Красивые дубы. Огромнейшие. Только на северной стороне склон оголялся возле деревни. Отсюда и взлетали. А дальше поднимались над макушками темных исполинов.
Вот мы и собрались здесь, кто все это помнит. Сперва обошли вокруг, затем, как водится, присели у брезентовой "скатерти-самобранки".
- А маузер-то как тебе достался?
Пьецух смеется.
- Очень просто.
В декабре сорок первого прилетел я в штаб воздушнодесантных войск. Командующий увидел: "Оружие есть?" - "Нет", - говорю. "Что ж ты за офицер? Идем". Пришли в склад, там горы пистолетов. "Выбирай".
Я с детства мечтал о маузере в деревянной кобуре. Тут вижу такой, да еще никелированный. Блеск! "Крест и маузер".
"Валяй, - говорит он, - маузер так маузер... Смешняк: коротышка и с маузером по земле!" - генерал рассмеялся.
Гриша Малиновский зубоскалит:
- А петли на ИЛ-4-м тоже с маузером?
- Факт, - хохочет Алексей.
Я вмешался:
- Алеша, расскажи, как ты петлил. И вообще про суд.
- Думаешь, сломя голову? Ничуть. Я знал, что петля на бомбардировщике не диво: до меня петлили Коккинаки, Гринчик. Я шел наверняка.
– Алексей проговорил это важно.
Я улыбнулся:
- Понятно.
Малиновский хохочет:
- Да, но ты не сказал, что экипаж был не привязан!..
- Ну и что? Правильная петля. Перепугались, конечно, немного. Особенно тот, что в задней кабине, испачкал брюки... Потом в трибунале больше всех кричал.
- Алеша, скажи, зачем тебе все это?
– спросил я Пьецуха.
- А что мне было делать? Подал три рапорта - не отпускают на передовую... Вот я и придумал проштрафиться...
- Да ведь ты был в действующих войсках, - удивляюсь я.
- Ночные полеты в тыл - чепуха!..
- И опять в ночные попал, - смеется Гриша.
- Сравнил!..
– горячится Алексей.
– Там я стал летать всю ночь над фронтом: чем хуже погода, тем лучше для моего ПО-2...
В первую же ночь сделал семь боевых полетов. Каждый раз сбрасывал на сонных немцев по двести кило фугасных бомб. Через месяц сняли судимость. Не будь ее, был бы Героем.
"Ты и так герой", - подумал я.
Малиновский говорит:
- Самолет, конечно, выдержал петлю, но в части расценили как злостное хулиганство. Командование передало в трибунал.
- А ты как думаешь?
– спросил я.
- Пожалуй, можно было и без трибунала, - улыбнулся Гриша.
- "Одним словом, трибунал!" - как говорил Чапаев, - смеется Алексей.
"Воздушный хулиган" на суде сказал, что хочет быть над полем боя.
- А дальше как, Алеша?
- Известно, трибунал есть трибунал: судит сурово, чтоб для острастки, чтоб неповадно было. Ничего не попишешь - войска!
Пьецуха "закатали" в штрафбат, но в авиации оставили.