С любовью, герцог
Шрифт:
– На том месте сейчас лишь невысокая поросль, – продолжила мисс Квик, когда миссис Хадлстон покинула комнату. – Наверное, в таком лесу и охотиться не на кого, потому Маммот-Хаус и не используется по своему назначению.
– И как давно вы здесь живете?
– Больше двух лет, – ответила мисс Квик, взяв в руки нож и вилку.
– И как часто вы ездите в деревню?
– Вообще не езжу, – ответила она спокойно и, кивнув на его тарелку, добавила: – Прошу вас, ешьте, пока не остыло.
Солана уговаривать не пришлось, и с энтузиазмом он принялся за
– А в Лондоне вы бываете? Приезжаете навестить родственников и друзей?
– Нет, но дядя всегда приглашает меня к себе на рождественский ужин.
Ему не терпелось узнать, в чем истинная причина ее затворничества, и, воздав должное изумительному запеченному окороку, он словно невзначай заметил:
– И все же ваш брат довольно часто бывает в отъезде.
– Откуда вы знаете? – не сумела скрыть досады мисс Квик.
– Я вижу его в Лондоне.
– Да, конечно, я должна была и сама догадаться. Простите за резкость. – Лоретта тихо рассмеялась. – Пакстон любит бывать на людях: в отличие от меня, страдает от отсутствия общения, жизнь в уединении не для него.
Потягивая вино, Солан наблюдал за хозяйкой дома. Ему нравилось, что она умеет признать ошибки без всякого жеманства, просто, не тушуясь, а еще безумно нравился ее смех.
– Так вам по душе уединение или вы просто научились справляться с одиночеством?
– Какая разница? – ушла она от ответа, не поднимая глаз. – В Лондоне у меня остались подруги, с которыми я регулярно переписываюсь, так что связь с внешним миром потеряла не окончательно.
В ее голосе звучала такая обреченность, что он забыл о еде, глядя, как она отрезает маленький кусочек мяса. Она не ждала сочувствия, не искала понимания – просто констатировала факт.
– Как часто граф наведывается сюда?
Она проглотила отрезанный кусочек.
– Редко.
– Вас не обвинишь в многословии, мисс Квик.
– Вы задаете вопросы, которые не требуют пространных ответов, хотя, должна заметить, их слишком много.
Хоксторн усмехнулся, глядя ей в глаза, и она улыбнулась в ответ.
– Лучший способ побольше узнать – это задавать вопросы.
– У вас, похоже, пытливый ум, – заметила мисс Квик, перед тем как отправить в свой хорошенький ротик кусочек картофеля.
Как ни хотелось ему дотянуться губами до ее губ, он спешно переключился на омлет, чтобы изменить ход своих мыслей.
– Да, вы правы, – согласился Солан, отложив вилку и нож. – Редко – это раз в неделю, в месяц?..
– Вы про визиты дядюшки? Дважды в год. Весной и осенью. Полагаю, он считает, что, как опекун, обязан время от времени меня проведывать, а возможно, просто чтобы удостовериться, что я никуда не сбежала. С каждым годом путешествовать ему все труднее, ведь дядя не молодеет. Лестницы для него стали почти непреодолимым препятствием, да и забираться в экипаж ему нелегко. – Лоретта подняла взгляд на собеседника. – Этот ответ достаточно пространный?
В глазах ее плясали озорные огоньки, и Солан не удержался от смеха.
– Да, так значительно
– Я рада.
– Почему вы живете здесь, мисс Квик?
Она отложила в сторону вилку и нож и, взяв в руки бокал, бесхитростно ответила:
– Потому что этого хочет мой дядя.
– Это такой способ наказания?
Мисс Квик задумчиво пригубила вина. Хоксторн не торопил ее, а просто ждал, скажет ли она правду или солжет. А может, просто уйдет от ответа, дав ему понять, чтобы не лез не в свое дело?
– Возможно, кое-кто считает и так, – сказала она наконец.
– Но у вас иное мнение?
– Жалость к себе – разрушительна, ваша светлость. Я убеждена, что живу так, как того заслуживаю, и претензии могу предъявлять только самой себе.
В ней не было ни позы, ни рисовки, она была абсолютно честна перед ним. Можно лишь догадываться, какая бездна отчаяния стоит за этими простыми словами.
– Ваш брат придерживается того же мнения?
– Полагаю, вам стоит спросить об этом его самого, после того как предложите жениться на вашей сестре, чтобы ей не пришлось выходить в свет и подыскивать себе мужа среди распутников, негодяев и проходимцев вроде тех, что рассылают дебютанткам анонимные письма.
Это был вызов: ее храбрость граничила с безрассудством.
– Не стану отрицать очевидное, – признался Хоксторн, – как не стану отрицать и то, что хочу уберечь свою сестру именно от таких мужчин, каким и я был когда-то.
– А сейчас вы другой? Неужели пересмотрели свои взгляды на жизнь? – не без скепсиса уточнила мисс Квик.
– Надеюсь, да, в определенной мере. – Солан положил вилку и нож на пустую тарелку. – Во всяком случае, стараюсь вести себя прилично в обществе юных леди, не говоря уже о том, что не пишу никаких писем: только свою подпись там, где надо.
Мисс Квик не удержалась от смеха.
– Вы хотите сказать, что сами наложили на себя епитимью? Забавно!
– Надеюсь, теперь никому не захочется повторять мои ошибки. Впрочем, писакам из «желтых» газетенок мало моего раскаяния: они жаждут крови.
– И не только они. Крови жаждут еще и злосчастные дебютантки, для которых ваша шалость обернулась и запятнанной репутацией, и горьким разочарованием в собственных возможностях.
Хоксторн, задумчиво поглаживая ножку бокала, думал, что глупо было бы рассчитывать на снисхождение со стороны мисс Квик даже после того, как признал свои ошибки.
– Мы никому не хотели зла, даже подшучивать над юными леди не собирались, а просто заключили пари. Никто ничего не должен был знать, кроме нас. Если нас и можно в чем-то обвинить, то лишь в недомыслии. Каждый из нас стремился выиграть пари, вот и все.
– А теперь кому-то, может статься, захочется подмочить репутацию вашей сестры, просто чтобы отомстить вам.
– Хоть вы и живете вдали от столичного шума, но в курсе всех последних лондонских сплетен.
– Мистер Хадлстон всегда привозит столичные газеты, когда бывает в Гримсфилде, и я читаю еженедельную скандальную хронику.