С малых высот

Шмелев Николай Петрович

Бензин на исходе. Что делать? Убрал газ, вошел в туман и решил садиться. А что подо мной - не знаю. То ли лес, то ли деревня, а может быть, дорога или озеро? Ничего не видно.

Уменьшив скорость почти до посадочной, стал парашютировать. Самолет словно проваливался в колодец. В таких случаях, как говорится, душа в пятки уходит. К счастью, самолет приземлился на открытом месте.

– Сели, сели! - почти в один голос закричали штурман и техник.

– Под снегом лед. Это, наверно, седой Ильмень, - определил Рубан.

–

А на какой мы стороне? - тревожно спросил я. Дело в том, что западный берег контролировали фашисты.

Вот положение! И спросить некого. Решили ждать, пока рассеется туман. Коновалов и я закурили. Рубан не травил свои легкие никотином.

Неожиданно метрах в двухстах от нас показались подводы с людьми. Андрей побежал навстречу. Мы с Коноваловым запустили мотор. Заранее договорились: если это немцы, Андрей даст выстрел, мы на скорости подрулим к нему, заберем его и взлетим.

Андрей залег у проруби. Время шло томительно медленно. Когда подводы подъехали поближе, Андрей громко крикнул:

– Стой! Кто идет?

С передней повозки хриплый, старческий голос ответил.

– Свои, сынок, тутошние рыбаки. Едем рыбку ловить!

Андрей осторожно подошел к повозкам:

– Папаша, до берега далеко?

– Берег тут рядом, километра три до него, а там и Замленье.

– Замленье? - обрадовался Андрей.

– Да, да, сынок. Там летчики есть и самолеты стоят!

– Спасибо, папаша! - сказал Андрей и побежал к

самолету.

– Замленье рядом. Почти дома! - крикнул он на бегу.

– Полетим сначала туда, может быть, бензином заправимся, - предложил я.

Все согласились.

В редком тумане я благополучно сел на замленьском аэродроме. К нашему удивлению, там оказались Голованов с Емельяновым. Они тоже сели сначала на озере и уже потом перелетели в Замленье.

В середине дня, когда туман рассеялся, все мы возвратились домой. Нас встретили так, будто мы с того света пришли. Командир и комиссар хотели уже организовать поиски.

Немного отдохнув, снова перелетели в Ожедово. Напряжение в боевой работе нарастало. За ночь пришлось сделать десять полетов. Когда мы с Рубаном, возвратившись с последнего задания, шли на КП с докладом, навстречу попался взволнованный Ноздрачев.

– Знаете, братцы, что мне приказано? - не скрывая своей радости, заговорил он. - С рассветом вылетаю в Александровку, в распоряжение подполковника Конева. Попутно отвезу туда Мишина. Он пригонит новую машину.

– А зачем ты понадобился Коневу?

Ноздрачев многозначительно поднял палец вверх:

– Будем выполнять особое задание. Особое - понимать надо!

Мы с Андреем переглянулись. Всем было известно, что Георгий Конев, герой боев в Испании, инспектор по технике пилотирования военно-воздушных сил Северо-Западного фронта" один из лучших истребителей, ас. Он летал на самых новейших скоростных

истребителях. И зачем ему мог понадобиться Ноздрачев со своей "техникой"?

Самолет подготовили к полету. Начало светать. Ноздрачев пожал товарищам руки. В этот момент он забыл о правилах воинской субординации. Вместо "сержант Емельянов" он добродушно сказал: "Витя, до свиданья". Емельянов, не поверив услышанному, по привычке ответил: "До свиданья, товарищ лейтенант". Хотел добавить: "Желаю вам успеха", но не успел: Ноздрачев уже сидел в передней кабине. Мишин разместился во второй.

Провожающих набралось человек двадцать. Все, кто возвращался на аэродром с задания, спешили пожелать Ноздрачеву удачи: приятно было думать, что наш товарищ понадобился знаменитому летчику.

Помахав крагой, Ноздрачев пошел на взлет. На фоне зари мелькнули полоски крыльев его У-2.

Вдруг из-за облаков с западной стороны вынырнула пара "мессершмиттов". Они прошли над аэродромом, поочередно сделали в строю по "бочке", еще раз прошлись, словно кого разыскивая, и круто развернулись в сторону взлетевшего У-2.

Появились они так неожиданно, что никто из присутствующих сразу не сообразил, что делать. Ноздрачев, не подозревая об опасности, спокойно продолжал полет. Ведущий "мессер" вырвался вперед и открыл огонь. В морозном воздухе раскатился сухой треск пулеметных очередей.

– Тревога! - только тогда закричал кто-то.

Люди бросились в укрытия. Ахнули зенитки. Но было уже поздно. Вторая очередь, выпущенная фашистом, угодила в У-2. Самолет Ноздрачева качнулся, повалился на крыло и перешел в штопор. "Мессершмитт", преследуя его, стрелял до тех пор, пока У-2 не врезался в снег.

После этого "мессеры" дали несколько очередей по стоянкам наших самолетов и на бреющем, почти над самой землей, ушли к фронту. На их крыльях были отчетливо видны кресты, а на фюзеляжах изогнутые черные стрелы.

В воздухе истошно выла сирена, зенитчики сверлили небо искрящимися трассами очередей, к горящим обломкам У-2 бежали люди...

За три месяца боев полк не досчитался многих. Почти каждую неделю кто-нибудь не возвращался с задания. Гибли боевые друзья, горели самолеты. Но все это происходило где-то там, за линией фронта, в ночной темноте. А вот потерять двоих товарищей прямо на глазах, на собственном аэродроме - такого еще не бывало.

Товарищи быстро вытащили Ноздрачева и Мишина из-под обломков самолета. Оба они были уже мертвы.

Одна пуля попала прямо в медаль "За отвагу" и глубоко вдавила ее в грудь лейтенанта Мишина.

Подошли командир полка и комиссар. Кто-то погрозил в небо кулаком, кто-то крепко выругался. Куликов отдал несколько распоряжений и тут же подозвал меня:

– Приготовьтесь лететь на аэродром Александровка, - приказал он, выполнять задание с подполковником Коневым будете вы.