С малых высот
Шрифт:
– Так что, Ваня, ты тоже настоящий артист, - обратился он к Крюкову. И Габидуллин тоже...
– А жизнь идет вперед, - рассуждал Михаил. - И мы уже далеко ушли от этой актрисы. В нас выпускают десятки тысяч пуль и снарядов, ведут стрельбу сотни фашистов, и каждый норовит попасть. Та девушка, дай бог ей хорошего жениха, вроде нашего Шурика, стояла неподвижно, а мы летим со скоростью сто десять километров в час, - он эту цифру иронически подчеркнул, - и бросаем чудодейственные шары, от которых все горит. Вот поэтому, как это ни странно,
– Демянск, - подсказал Пахомов. В памяти моей сразу ожили бои на Северо-Западном фронте.
– Ребята, разрешите внести поправку! - обратился ко всем Михаил Егоров.- Под Старой Руссой зенитные трассы были уверенные, чувствовалось, что у фрицев рука не дрожала...
– Верно, верно, - перебил его Скочеляс, - а вот брянский фриц уже не тот...
– Правда, Миша, не тот фриц пошел, - добавил молчавший до сих пор Крайков.
– А это хорошо, скорее намылим ему холку...
– Опять, наверно, все про Орел болтаешь? - перебил Скочеляса вошедший Вандалковский. И тут же приказал: - Всем к самолетам! Проверьте подвеску бомб и басов!
Он ушел так же внезапно, как и появился. Всегда официальный, он и теперь своими словами резанул по душе, словно ржавым, тупым ножом.
– Ой, нос... нос! - вдруг услышали мы громкий крик.
Все бросились на помощь. Видим: техник Мячков сидит возле самолета на корточках, держится за нос и повторяет:
– Ой, больно! Нос ищите.
– Брудного сюда, скорее Брудного! - закричал Пахомов, вызывая врача.
Подбежал запыхавшийся капитан медицинской службы Оскар Брудный.
Мячков встал. Лицо у него было в крови, срезанный кончик носа болтался на кожице.
В чем дело? Что случилось? Вскоре все выяснилось. Оказывается, к самолету подошел Вандалковский и стал за что-то отчитывать Мячкова. Тот торопливо вылез из кабины, но, встав на плоскость, поскользнулся, покатился и задел носом за острый край расчалки.
Мячкова отправили на самолете в госпиталь. Николай Корнеевич Пахомов написал письмо известному хирургу, попросив его помочь "замечательному технику, другу и товарищу". Через несколько недель техник вернулся радостный. Нос ему "припаяли" на славу. Правда, он оказался немного великоват.
Мы не раз вылетали с ампулами и бомбами. От наших ударов горело все танки, блиндажи, орудия. Через несколько дней в армейской газете появилась заметка старшего сержанта Маслакова: "Удар ночных бомбардировщиков", с подзаголовком: "Зарево пожара видно за семь - десять километров".
Вскоре в полк поступила еще одна новинка - термитные бомбы. Здельник опять стал героем дня. Эти бомбы оказались удобнее, чем ампулы с КС. Термитные шарики находились в прочной обтекаемой оболочке. Бомба разрывалась на высоте сто - триста метров и поражала значительно большую площадь, чем ампула.
Нам
Самолеты нашего звена стояли под раскидистым столетним дубом. Высокий Виктор Солдатов почти доставал головой до его зеленых резных листьев.
Подошел техник Евгений Дворецкий и доложил:
– Товарищ командир, самолеты к боевому вылету готовы.
Потом появился Вандалковский. Как всегда сухо, он отчеканил:
– Шмелев, взлет через тридцать пять минут после меня. - Сказал и побежал дальше.
Взлетели. Вот и цель. Внизу тут и там рвутся фугасные бомбы, снопами искр обозначают свой путь реактивные снаряды, выпущенные по прожекторам. Вздымают кровяные зарева ампулы КС.
Зенитный огонь внезапно прекратился. Теперь на цель должны выйти с термитными бомбами Орлов, Супонин и Сербиненко.
– Все по плану, - радостно говорит Солдатов. Мы до боли напрягаем зрение, чтобы не просмотреть первые разрывы термиток.
– Чуть правее, убирай газ, - командует Виктор. Увлекшись наблюдением, я не заметил, как подошли к цели. Ночную мглу прорезал ослепительный луч света. Это сбросил две термитки командир второй эскадрильи. Сотни ярко-красных шариков веером опустились на цель. Через минуту разорвались еще две бомбы.
– Добавим! - крикнул Солдатов.
Самолет вздрогнул и развернулся на сто двадцать градусов. Через несколько секунд и наши термитные бомбы упали точно на цель.
В воздухе нас сменили другие самолеты. Они все шли и шли. Фугасные бомбы рвались непрерывно. И все это творил "старшина фронта" По-2, перкалевый "русс-фанер", как называли его фрицы.
Войска Брянского фронта продолжали наступать. Радуясь их успехам, мы старались как можно лучше им помогать. В эти дни у меня и моего штурмана родилась мысль увеличить бомбовую нагрузку. Доложили о своем намерении командиру эскадрильи старшему лейтенанту Вандалковскому, а тот обратился с ходатайством к майору Шевригину. Посоветовавшись с заместителем по политической части, командир разрешил нам вылететь с четырехсотпятьюдесятью килограммами бомб. Проверив еще раз правильность их подвески, мы вырулили на старт.
Набрав высоту, подошли к линии фронта.
Нам было приказано ударить по лесу, южнее Алтухово, где разведка обнаружила скопление войск противника. Вот и нужная деревня. Я убрал газ и стал планировать.
Штурман передал:
– Так держать, будем делать два захода!
Две термитные бомбы оторвались от самолета. Не успел я развернуть самолет, как внизу разорвался наш "подарочек". После ослепительной вспышки во все стороны полетели розовые и белые шарики.
Развернулись для второго захода. Когда мы были уже на боевом курсе, из леса начал бить зенитный крупнокалиберный пулемет противника. Не обращая на него внимания, сбросили еще две термитные бомбы. Внизу запылали вражеские автомашины, танки, бронетранспортеры.