С мечтой не прощаются
Шрифт:
А его оппонент дьявол? Нет, дьявол точно есть.
Из этой вечной троицы – Бог, дьявол и человек – на самом-то деле существуют лишь двое: человек и дьявол. В Боге нет необходимости – человек сам отнесётся к себе милостиво и милосердно. Особенно когда дьявол ничего ему не нашёптывает и не толкает под руку. Для борьбы с дьяволом тоже достаточно самого человека. Правда, человек должен быть воспитан. А такое воспитание невыгодно слугам дьявола, накопистам. Невыгоден человек, способный сопротивляться. И эта способность исчезла. Машреб пришёлся очень кстати.
И неизбежно возникло умертвленчество. Люди изнемогли – несчастные, истязаемые злобным бесом, которому ненавистна человеческая радость и которого они по наивности принимали за Бога. А может – не по наивности, а из самолюбия? Приятнее сознавать, что ходишь под Богом, нежели под чёртом.
Росло количество верующих. Человечество молилось. Но какой смысл молиться, униженно просить его о чём-то? Он ещё и назло сделает. Бес, он и есть бес.
Когда вера переставала быть утешением, люди умертвляли себя.
Сейчас явились пришельцы с неба. Сочинитель не думал, что это вернулись прежние боги. Пришельцы походили на обыкновенных людей. Может, лица чуть покруглее… Только жили они совсем в другом мире. В мире, напоминающем остров Еретиков до завоевания.
Глава десятая
Надежда
Манфред рекомендовал пореже оставлять больную одну. И теперь её каюта была самым популярным местом на корабле.
Во время редких просветлений Инна говорила. Чужим голосом, совершенно неузнаваемым, серым. И говорила, между прочим, ерунду.
– Зря мы тут бьёмся. Пусть бы они все передохли. И мы заодно.
Смотрела пустыми глазами.
Однажды, зайдя в её каюту, Ярослав включил музыку. Инна, как обычно, лежала, безразличная ко всему. Негромко звучал «Концертный вальс» Дунаевского. Так у него называется только один, но по сути-то все его вальсы – концертные. Не для танцулек… И вдруг отец увидел на губах дочери слабую улыбку. Музыка смолкла. Инна шепнула:
– Ещё…
Он поставил то же с начала. Потом – па-де-де из «Щелкунчика»…
…Инна возвращалась. И вместе с ней оживал, оттаивал весь «Стрежевой».
– Ты прямо душа корабля, – радовалась Алёна. Инна поправила:
– Да каждый из нас – душа! Случись что-нибудь, допустим, с тобой – было бы так же.
Исследователи спускались на планету совсем в другом настроении.
Сама Инна с удивлением рассказывала:
– Я всё-всё видела в чёрно-белых тонах! А вместо музыки слышала скрежет и всякий стук. Запахи чувствовала только противные!..
Ярослав сказал Манфреду:
– Обрати внимание, доктор! Лечение радостью. Дунаевский, Чайковский, Глазунов-это радость!
Артур вернулся из очередного полёта. Инна встретила его внизу, на портовой палубе. Приветствовала на иолантийский манер:
– О ты, мой муж! Вижу тебя.
– О я, – насмешливо согласился Артур, приподнимая её за локти и целуя. – Добрый вечер.
– Что-то
– Нахожу! Давно уже нахожу.
– Давай завтра?
– Давай. Втроём, как летали.
Ярослав вывел Артура к небольшой безалаберной площади посреди окраинного квартала, поближе к цели. Запертый корабль, понятно, неприступен, но мало ли что…
Это был второй вылет после возвращения Инны. Все надеялись, что он окажется интереснее первого. Тогда они посетили магистра социологии, видного умертвленца. Надутый, спесивый магистр выглядел забавно. Между щёк, напоминавших антоновские яблоки, торчал острый подбородочек.
– Вы – пришельцы, – произнёс он пискливым голосом. – Вы не знаете нашей жизни. У истории свои законы. Всё на свете имеет начало и конец. Наше человечество прожило свою жизнь до конца. Хорошо ли, плохо – это уж как сложилось. Это наша судьба. Если мы будем противиться естественному концу – мы просто продлим предсмертные муки.
– Понятно, – ответил Ярослав. – Если нет в умах модели доброго будущего, остаётся только дорога к пропасти.
– Модель доброго будущего? – вскинулся хозяин. – Вы всерьёз об этом сказали? Это зло! Это самообман! Таких еретиков у нас помещают в психушку. Уход от реальности – это психическое расстройство. А если он станет заражать своим сумасшествием других – он уже преступник! За это казним смертью!
От избытка эмоций лицо хозяина кабинета пошло синеватыми полосками.
– Вы твёрдо уверены, – спросил Артур, – что это естественный конец? И он вам желателен?
– Разумеется. Если уж такой путь угоден Богу.
– Бог сам вам это сообщил? – иронически взглянула Инна. – Или вы сочинили за него?
– Это не обсуждается. Не кощунствуйте.
– А как же мы в нашем мире?
– У каждого мира своя судьба. Вам тоже со временем придёт конец. Если вы отрицаете смерть – это говорит о вашей крайней глупости.
– Ладно, – сказал Артур. – А сами вы, уважаемый, скоро ли собираетесь умертвиться?
– Это личное! Вы дурно воспитаны!
– Мы просто инопланетяне…
Судя по виду хозяина кабинета, это оправдание не было принято.
На улице Ярослав дал волю раздражению:
– Сконхэ!
– И ничем его не прошибёшь! – возмущённо поддержала Инна. – Баран какой-то.
– Я чувствую, – заметил Артур, – хоть он и баран, но сам умертвляться не торопится.
Художник Кимон дал им во временное пользование один из своих карманных телефонов. Разобраться в его устройстве и регулировке не составило труда. Сейчас телефончик можно было вернуть: на местную связную сеть земляне уже могли выйти со своих радиоблоков. Они созвонились с художником и его отцом-писателем о визите. Что касается капиталистов, хозяев связных сетей, недовольных взломом, от них можно было откупиться хотя бы через администрацию правителя.