С милым рай в шалаше
Шрифт:
— Я знал, что так будет. Поэтому у нас никто не задерживается, лечить то нечем.
Семён озадачился, что же делать?
— Я в Минздрав письмо отправила, не знаю, правильно сделала или нет. Или нам пришлют лекарства, или снесут нахрен наш фельдшерский пункт и сравняют с землёй вместе со мной.
— Хочется надеяться на лучшее. Время идёт, прогресс и развитие не стоят на месте, на нашей улице тоже будет праздник. Так, тебе здесь ещё куда нибудь надо?
— Нет. И я не знаю, что здесь есть, на что ещё смотреть. По магазинам
— Ладно, когда в область поеду, то тебя возьму, там по веселее, — и рассмеялся.
Всё-таки улыбка меняет этого мужчину кардинально. Вот почему у него нет девушки? Он бы её на руках носил, я так думаю. Сколько в деревне хороших женщин, неужели ни одна не нравится? Вот хотя бы Светлана? А Валентина? Да, у неё муж, но ей с ним не повезло. А Лариса такая красивая, воспитатель детского сада, значит, детей любит.
Но в душу ко всем не залезешь. У каждого своя судьба. Вот какой бы Семён хороший не был, я же на него не запала, даже на эти абсолютно крышесносные ямочки на щеках.
А тот, кто мне нравится, не свободен, у него свои привязанности.
Вот так и живём.
Семён привёз меня домой. Сказал, что завтра будет грузовик и четыре рабочих, вырубят и почистят мне двор. Платить им не надо, но покормить обязательно. С забором и калиткой что нибудь придумаем.
Семён уехал, но не успела я зайти в дом, как ко мне бежит баба Маша.
— Алиночка, девочка. Андрею плохо совсем, спасать надо, срочно. Опять помирает.
Моё сердце ухнуло вниз и бьётся где-то под коленями, подкашивает меня. Страх потери просто выбивает воздух из лёгких. Но я беру себя в руки. Надо сначала дойти до него, обследовать, там видно будет. Я схватила сумку с медикаментами и бегом побежала к Андрею.
Захожу к нему в дом. Ещё с крыльца слышу его кашель и свист из лёгких. Воспаление лёгких, рецидив. Ведь знала, что не долечился. Ещё на пожаре напрягся, надышался дыма, вода холодная. Я сразу не заметила, не подумала даже. Совсем о другом думала, свои чувства перебирала. Какой же из меня врач, если предвидеть не смогла, отключить своё личное.
Андрюша лежит на диване в зале. Такое ощущение, что как я его оставила три дня назад, так он не и вставал. Неужели уже тогда сил не хватило? А где же Галя была, или её не было больше, может поссорились?
Одежда на нём абсолютно мокрая, он весь в поту, и его колотит всего. Он тяжело дышит, со свистом. Без сознания. С рук сорваны бинты, но раны подсохли. А вот на животе пошло нагноение, быстро обработала. Точно три дня никто не обрабатывал. Дура я. Самоедство моё вылезло всё в данный момент.
— Андрюшенька, миленький, ну как же так, почему же ты не сказал, что тебе плохо. И я, дура безмозглая, не почувствовала, не пришла, не проверила. Сейчас укольчик поставлю, и легче станет. Хороший мой, давай, помоги мне, надо снять с тебя всё, переодеть.
Пока снимала с него мокрую одежду, пришла баба
— Баб Маш, где у него полотенца? Мне его обтереть надо. Я укол поставила, ему легче должно стать. Но мне его переодеть надо и постель поменять. Поможете?
— Конечно, доченька, сейчас всё сделаем. Я не видела его три дня, и сам не приходил, такого не было никогда, каждый день меня проведывал. Я зашла, а он лежит и тяжело дышит, мокрый весь, как тогда. Я к тебе и побежала.
Пока говорит баба Маша, я его переодела и под ним постель поменяла. Он очень горячий. Я стала его протирать уксусной водой и холодные компрессы на голову.
Через полчаса Андрею стало полегче дышать, но свист и хрипы есть. Не успела я приготовить мазь от бронхита. Хорошо ещё, что Семён лекарства привёз, поэтому смогла капельницу поставить. Не знала, как прицепить, так баба Маша швабру к стулу привязала, а я к швабре уже раствор приделала.
Пока делаю всё это, не перестаю себя корить. Ну почему не пришла к нему вечером, должна была прийти для массажа? Не случилось бы всего этого. Но гордость моя меня же и подвела, выключила профессиализм. Обиделась я видите ли. Дура. И в больницу его сейчас не повезёшь, трясти нельзя. И лекарства не все есть.
— Баб Маш, у вас случайно барсучьего жира нет? — спрашиваю с надеждой.
— У меня нет, но я знаю у кого есть, сейчас схожу.
Я выдохнула.
— Милый мой, не умирай, пожалуйста. Я всё сделаю, чтобы тебя спасти. Пусть ты не будешь моим, но я на тебя хоть смотреть буду иногда. Буду знать, что ты рядом где-то.
Сердце моё кровью обливается, слёзы ручьём льются из глаз. Я не могу его потерять, опять страх сжимает лёгкие.
Я сижу рядом и держу его за руку. Температура потихоньку спадает, дышит уже тише и ровнее.
— Пить, — слышу совсем тихое.
Подскакиваю и, приподняв голову Андрею, даю ему пить. Он делает глоток и сильно кашляет. Ему очень больно, и я чувствую эту боль, у меня тоже всё сжимается и режет внутри. Он откашлялся, я вытерла его и дала ещё пить. У него обезвоживание, нужно много пить. Андрей в полусознательном состоянии, температура ещё высокая, воспаление за раз не снимешь. Я продолжаю его протирать.
Баба Маша принесла барсучий жир. Я намазала спину и грудь Андрею.
Тем временем бабуля приготовила чай и перекусить. Не могу есть, просто пью чай.
— Ты бы шла спать, девочка моя, отдохнула бы чуток, — беспокоится бабуля.
— Нет, не пойду, здесь останусь. Вдруг хуже будет. Только…
— Да, доченька, говори, что надо сделать.
— Завтра должны рабочие приехать, двор мой чистить.
— Не переживай, я проконтролирую.
— Их обедом накормить надо будет, успею ли приготовить.
— Милая, не думай сейчас об этом. Вон, Андрюху спасай, а рабочих я накормлю.
Я опять заплакала. Ну кто мне ещё поможет? Как хорошо, что рядом такие замечательные люди. Я обняла баб Машу.