С неба - в бой

Старчак Иван Георгиевич

Ребята! Не Москва ль за нами?

Умремте ж под Москвой!..

Да, столица была за нами. Совсем рядом, всего в двухстах километрах. Накатанное шоссе, проложенное в середине XIX века, вело к ней через Мятлево, Медынь, Малоярославец и Подольск. Москва была для нас не просто тылом, она была нашим сердцем. В ночи, слыша, как гитлеровские самолеты крадутся к ней, мы с тревогой думали: как она там?..

Фронт в это время

проходил восточнее Ярцево. Он как будто бы стабилизировался. Но это было вроде затишья перед бурей. В конце сентября я часто летал во вражеский тыл и видел на дорогах множество неприятельских войск, двигавшихся на восток. В районе Спас-Деменска наблюдал ожесточенную артиллерийскую перестрелку. Это было на рассвете 30 сентября. В течение трех последующих ночей я побывал и в районах Минска, Борисова, Самойловичей.

Утром 4 октября, вернувшись из очередного полета, только-только прикорнул в своей землянке, как меня начал кто-то трясти за плечо:

— Товарищ капитан, проснитесь, полк улетает!..

Я быстро натянул сапоги и выскочил наружу. Над леском на небольшой высоте с гулом шли в сторону Москвы четырехмоторные бомбардировщики, один за другим поднимавшиеся с аэродрома. Это были те самые самолеты, на которых мы не раз отправлялись на задания.

— Поезжай в полк! — приказал я старшему лейтенанту Кабачевскому. — Узнай там, что к чему.

Кабачевский сел в кабину грузовика, старшина Бедрин и сержант Петров — в кузов. Когда они приехали на аэродром, самолетов уже не было. Лишь порыжевшие маскировочные елки валялись перед стоянками.

Кабачевский, как он потом рассказывал, направился к зданию школы, где помещался штаб полка. Там тоже никого не оказалось. В домике, где был узел связи, кто-то маячил. Кабачевский вбежал туда и увидел пожилого человека в форме связиста с красными пересекающимися молнийками на рукаве.

— Есть связь с Вязьмой?

Связист отрицательно покачал головой.

— А с кем можете соединить?

— Уже ни с кем. Всю аппаратуру увезли.

Машина Кабачевского обогнала несколько грузовиков, ехавших в Мятлево. Остановив один из них, старший лейтенант спросил сидевшего в кабине интенданта о положении на фронте. Кроме того, что противник прорвал нашу оборону, тот ничего больше не знал. Я попытался связаться по радио или телефону с генералом Худяковым, чтобы получить от него какие-либо указания. Штаб не отвечал. Передо мной встал вопрос: что делать? Собрать имущество базы — и в тыл? Ведь 1-й авиаполк улетел на восток. Видимо, и нам надо направляться туда же.

Эту мысль тут же сменила другая: а кто же встанет на пути врага? Наш небольшой отряд — двести бойцов, прибывших из фронтовых авиачастей, сто пятьдесят недавно прибывших комсомольцев и несколько десятков хорошо обученных парашютистов из 214-й воздушнодесантной бригады, являлся единственной, громко говоря, силой на участке от Юхнова до Подольска. Если мы не остановим гитлеровцев здесь, в Юхнове, то они беспрепятственно дойдут до Мятлево, Медыни, Малоярославца... Но сможем ли мы успешно оборонять город столь малыми силами, не имея орудий, пулеметов, танков?

Высланная

мною далеко на запад разведка подтвердила, что гитлеровцы прорвали фронт и по Варшавскому шоссе стремительно движутся на Юхнов. Посоветовавшись со старшим политруком Щербиной и старшим лейтенантом Кабачевским, я решил не отводить парашютистов на восток. Из всех, кто находился в районе города, создал отряд. Комиссаром его назначил Щербину, своим заместителем — Кабачевского, начальником штаба — Наумова.

Вместе со своим заместителем и комиссаром мы прошли по Юхнову, по его окраинам, отыскивая наиболее удобные места для обороны.

— Не удержаться нам здесь, командир, — сказал Андрей Прохорович Кабачевский. — Вся окраина словно на ладони. Поддадут германы из пушек, и останутся от наших окопов рожки да ножки.

Я решил организовать оборону не в самом Юхнове, а тремя километрами восточнее, там, где мы обычно проводили занятия по тактике и саперной подготовке.

Лейтенант Николай Николаевич Сулимов предложил первым делом уничтожить мост через Угру:

— Взорвать к чертям! Пусть потом гитлеровцы восстанавливают его под огнем.

С предложением Сулимова нельзя было согласиться. В неприятельском тылу оказалось немало наших частей. Они, конечно, будут пробиваться на восток, и мост еще может пригодиться. Я приказал его заминировать, но пока не подрывать.

Нам предстояли тяжелые испытания. Предвидя их, мы собрали коммунистов. Старший политрук Николай Харитонович Щербина коротко рассказал, что знал, о создавшейся обстановке:

— Враг рвется к Москве. Мы занимаем одну из ключевых позиций. Наша задача — задержать гитлеровцев, продержаться до подхода своих войск.

Затем выступил коммунист лейтенант Коновалов. Он говорил взволнованно:

— Лютый зверь угрожает Москве. Мы должны преградить ему путь. Может, многим из нас не суждено будет остаться в живых. Но мы не имеем права пропустить фашистов к столице.

И. Г. Старчак, Н. X. Щербина, Н. Н. Сулимов

Партийное собрание решило: с занятого рубежа не отступать ни на шаг, стоять насмерть.

После этого был митинг. Совсем короткий. Я показал товарищам сорванную по моему приказу табличку с придорожного столба. На табличке была цифра двести пять.

— Именно столько километров до Москвы. Фашисты рассчитывают добраться туда на танках и автомашинах за несколько часов. Но мы нарушим вражеские планы!

Всматриваюсь в лица своих товарищей. Плечом к плечу стоят москвичи, ивановцы, горьковчане. Сосредоточенно молчалив сержант Борис Петров, насупил черные брови Руф Демин, комсомолец из Кольчугино, отметивший недавно свое совершеннолетие. Рядом с Деминым совсем мальчишкой кажется худенький Саша Буров, его земляк, учившийся до войны в металлургическом техникуме. Укладчик парашютов старшина Ваня Бедрин снял с русой головы летный шлем и стоит в глубоком раздумье...