С небес на землю
Шрифт:
Вообще-то он все время бегал по лестнице, лифта не дождешься, а дел полно, везде нужно успеть. Ему нравилось торопиться и успевать или не успевать, и он даже в этих чертовых чайниках научился разбираться, потому что без него никто не стал бы разбираться!
Из-за коробки, прижатой к животу, он не видел ступеней и шел медленно, и его догнала Ольга из отдела русской прозы. Догнала и крепко взяла за локоть.
— Володь, постой.
— Я ухожу.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Он посмотрел неприязненно.
Эта
— Если у тебя опять сеть висит, это больше не ко мне.
— Володя, мне нужно с тобой поговорить. Прямо сейчас. Это очень важно.
— Я ухожу, — повторил он нетерпеливо и дернул головой.
— Ты уходишь из-за меня. — Она как будто споткнулась и остановилась, и ему пришлось остановиться тоже. — Тебя мадам Митрофанова уволила из-за фоток в Интернете, да?
— Да.
— Ну вот. — Она отвела глаза в сторону и вздохнула очень решительно: — Это я их выложила.
— Поздравляю, — произнес Береговой, не зная, что еще сказать.
Они помолчали, стоя посреди лестницы.
— Это я виновата, Володя.
— И что из этого? Ты решила раскаяться? Ну, вот тебе отпущение грехов, дочь моя, а я пошел.
— Что ты заладил — пошел, пошел!.. Мне нужно кое-что тебе показать, очень важное. И это, — она понизила голос и придвинулась к нему, — имеет отношение к убийству. Понимаешь?..
…Ты что-нибудь понимаешь? Ты понимаешь только, что ее грудь, упакованная в плотный шелк блузки, почти касается твоего локтя — ей-богу! — и от ее волос пахнет упоительно, и она что-то говорит, и ты видишь, как она складывает губы, и блестит сережка в мочке нежного уха.
Убийство?.. Какое убийство?..
— Володь, да проснись ты! Ну, если хочешь на меня наорать, наори, только не молчи! — Но он все молчал, и она нетерпеливо подсунулась еще поближе и понизила голос. — Я выяснила, что в этом деле замешана твоя мадам!
Он отступил и уперся задницей в перила — так, чтобы Ольга его не касалась больше, — и переспросил:
— Какая мадам? В какое дело?..
— Митрофанова, господи, какая же еще!.. А замешана она в убийстве! Пошли, я покажу!
Алекс не отводил глаз и не шевелился, и Анна Иосифовна дрогнула первой. Вдруг моргнула и заговорила очень фальшиво, и задвигалась слишком суетливо:
— Алекс, душа моя! Ну, что же вы?.. Чай давно готов, вот-вот остынет, а остывший чай — уже не чай!.. Садитесь вот здесь, отсюда отлично видно изразцы, и вы сможете продолжать ими любоваться. Мне очень приятно, что их оценили!.. Вы знаток прикладного искусства?..
Он помедлил.
— Скорее нет, — и, сжалившись, отвел глаза от ее лица. — Знаю немного, когда-то проходил в университете. В основном про немецкую
Из серебряного чайника Анна Иосифовна наливала в тонкую чашку крепчайший чай, похожий в солнечном свете на расплавленный янтарь.
— Вот как! Какую же немецкую майолику проходят в университете? Кружки Гиршфогеля?.. — Это было сказано с некоторым пренебрежением.
— И еще рейнские, и «штангенкруг».
— А Лимож? Не любите?
Алекс улыбнулся и пригубил чай, чувствуя себя бедным студентом в заношенном сюртучишке, внезапно угодившим за обеденный стол в профессорском доме.
— Ну, это уже Франция, а не Германия, Анна Иосифовна. И там делали эмаль, насколько я помню.
— Да-да. — Хозяйка, совершенно успокоившись, устроилась напротив и улыбнулась поощрительно поверх тончайшего фарфора. — В пятнадцатом веке в Лиможе как раз научились покрывать металл эмалевыми красками. Я ничего не путаю?..
Видимо, все-таки экзамен, решил Алекс. Занятно.
В последнее время он только и делал, что сдавал экзамены, и все проваливался!..
— Нет-нет, абсолютно верно. Рисунок вырезали на металле, а углубления заполняли черной эмалью. После этого обжигали первый раз, а потом уж накладывали остальные краски и вновь обжигали. Иногда использовали белый и золотой цвета, а, например, Жан Пенико изображал совсем сложные сюжеты.
— Что вы говорите?!
— Библейские и исторические сцены, — подтвердил развеселившийся Алекс. — Влияние в основном, конечно, фламандское, а впоследствии немецкое и итальянское.
— Плюшки прямо из духовки. Моя Маргарита Николаевна только перед вашим приходим достала! Угощайтесь, Алекс. Вот с изюмом, а эти с сахаром, классические. Вы какие больше любите?
Видимо, это означает «отлично». Ставлю в зачетку.
— Я всякие люблю, Анна Иосифовна. — Он посмотрел ей в глаза. — Ваша Маргарита Николаевна просто волшебница. Передайте ей мое восхищение.
— С удовольствием! Она будет счастлива. Вы курите?.. Если да, вот пепельница, и не стесняйтесь! — Хозяйка придвинула к нему некий хрустальный сосуд сказочной красоты, брызгающий во все стороны разноцветными бликами. — Ахматова всегда говорила, что курение…
— Это цепь унижений, — закончил Алекс. — Все время нужно у кого-то спрашивать разрешения!
— Н-да, — задумчиво пробормотала она себе под нос. — Вот тебе и на…
И не меняя тона:
— Вас когда-нибудь унижали, Алекс?
— Да.
— Я не выношу унижений. — Она раздула тонкие ноздри. Звякнул фарфор, и сделалось так тихо, что слышно стало, как с той стороны стекла назойливо и утробно гудит поздняя муха.
Анна Иосифовна стремительно поднялась и легким, совсем девичьим шагом отошла к пузатому буфету и тотчас же вернулась. В руках у нее была китайская коробочка с желтым богдыханом на крышке. Анна Иосифовна достала сигаретку и спички и, привычно чиркнув, быстро закурила.