С нежностью цвета огня. Книга 2
Шрифт:
— Я привяжу тебя и сделаю всё сама! — восклицаю, отчаявшись и рассердившись.
Невозможный тип и не думал раскаиваться, иначе не двигался бы с такой изуверской медлительностью! Нет, это тоже в чём-то приятно, но хочется-то совсем другого! Если продолжит, я и пары минут не продержусь! И так чуть не всхлипываю от нетерпения, от того, как мало он мне даёт. Если бы не злилась, давно бы уже сдалась…
— Меня ты дразнила несколько дней, а сама хочешь получить всё поскорее?
Его голос неровный, а дыхание прерывистое, и
Ну почему у нас с Сиором чаще всего получается именно так — страсть и злость, нежность и грубость?
Хотя, надо признать, в чём-то он прав. Я в самом деле долго и вполне сознательно испытывала его выдержку… и, похоже, с секунды на секунду начну извиняться. Искренне и очень громко.
Но вампиру хватает и просто мыслей.
Как я и хотела, его движения становятся сильными и резкими. Это настолько неожиданно, что приходится прикусить нижнюю губу, чтобы не вскрикивать каждый раз, как он врывается. Зато тело плавится от удовольствия и благодарности. Я даже забываю, что только что была сердита.
После всего, что успело произойти за одну сегодняшнюю ночь, нам нужно совсем немного времени, чтобы достичь пика. Я уже предвкушаю его приближение, как вдруг Сиор меняет позу. Помогает перевернуться на спину и сам ложится сверху. Мы смотрим друг другу в глаза, делим одно дыхание на двоих. Я крепко обнимаю его за плечи, а он удивительно нежно гладит меня по щеке и волосам. Именно эта невинная, но такая интимная ласка становится последней каплей, за которой следует ошеломительная вспышка. Сначала для меня, потом — для него. Сиор вздрагивает, весь будто вибрирует, прижимается изо всех сил, а затем просто касается пересохшими губами шеи и осторожно ложится рядом.
Пару минут мы молчим и не двигаемся, наслаждаясь отголосками пережитого наслаждения. Однако вместе со способностью нормально дышатьвозвращается и ясность мышления. Приподнявшись на локте, я задумчиво смотрю на вампира, лежащего с закрытыми глазами, прикидывая, попросить ли его больше подобного не устраивать или всё-таки промолчать. Надо бы попросить: гордость будет целее, но… Сколько раз я уже убеждалась, что избыток этого чувства никому не идёт на пользу?
— Идём в душ, Сиор, — напоминаю тихо, тронув его за руку. — Ты сейчас здесь уснёшь.
Он укоризненно приоткрывает один глаз, убеждается, что я не шучу, и подхватывает на руки, чтобы с сумасшедшей скоростью сорваться в ванную.
— Если меня когда-нибудь укачает во время такого забега, виноват будешь сам, — ворчу уже стоя под струями воды и справляясь с лёгким головокружением.
— Извини. Я постараюсь быть осторожнее.
Моемся и чистим зубы быстро, без всяких попыток соблазнения.
Страшно представить, сколько сейчас времени. Надеюсь, утро ещё не наступило.
Лишь шагнув обратно в спальню, запоздало понимаю, что ясно вижу всю комнату. Да, цвета почти не разобрать, но вот сами предметы отчётливо различимы,
— Послушай, — заговариваю, остановившись, — тут правда светло или…
— Или, — подтверждает вампир с улыбкой. — Твоё зрение уже перестроилось.
Восхищаться новой способностью нет никаких сил.
Забравшись под одеяло, удобно устраиваюсь на плече у Сиора, закрываю глаза, готовясь ко сну.
— Если что, я пока пользуюсь браслетом, и никаких последствий не будет.
— Ладно, — кивает он и ненадолго умолкает. А потом твёрдо, даже сурово, добавляет: — Если кто-то из наших детей унаследует мой дар, я буду воспитывать его сам.
— В каком смысле «сам»? — настораживаюсь. — А я? А все остальные?
Сиор оборачивается, вглядывается мне в глаза, а потом со вздохом опять заключает в объятия и возвращается к созерцанию потолка.
— Ты никогда не спрашивала, как я покинул своё отражение… — произносит ровно.
Не спрашивала. Потому что догадываюсь, что история мне вряд ли понравится. Боюсь даже предположить, что такого могло случиться, чтобы Сиор — честный, добрый и любящий — отвернулся от своей семьи. Чтобы годами жил в чужом мире, а потом, оказавшись в родном, причём не где-нибудь, а именно в той деревушке, где когда-то появился на свет, даже не захотел увидеть родителей. Равнодушно прошёл мимо их дома.
— Мне показалось, что это личное. Не хотела спешить.
— Личное, но я не один такой. Людям тяжело растить мага Слова. Им нечего ему противопоставить, и многие пугаются… ответственности. Поэтому, чтобы нас защитить, Ассоциация назначила большое вознаграждение за одарённых детей.
— Я своих детей никуда не отдам! — восклицаю негодующе. — Какой бы дар у них ни был!
Сиор успокаивающе целует в макушку:
— Конечно, мы никого не отдадим. Всё будет хорошо.
С ним было иначе? Как вообще так можно? Растить, сына, растить, а потом просто взять и — продать?!
— Мои родители — обычные. У них нет магии. Да и денег никогда толком не было. Зато, помимо меня, ещё семь детей, я был старший, — он говорит спокойно и отстранённо, как о ком-то чужом. — Когда в тринадцать лет дар первый раз дал о себе знать, они всё поняли и увидели в этом возможность. Связались с кем-то из контрабандистов, и те забрали меня…Так было лучше.
Молча качаю головой. Вряд ли тринадцатилетний мальчишка, преданный и проданный собственными родителями, очутившийся среди незнакомых людей, думал так же.
— Всё не настолько мрачно. Моим опекуном стала Виёна. Я жил вместе с её детьми, учился и овладевал даром. Она хорошо ко мне относилась.
Понятно теперь, какие у них отношения. Что ж, придётся дружить с элисарами.
Интересно, каким ребёнком он был? Сейчас-то невозмутимый и независимый, а тогда? До того, как начал работать. Такая же «снежинка» или, может, общительный и весёлый?