(С)нежные чувства
Шрифт:
Сдержать улыбку не получается, и я шепчу:
— И я. Ладно, зови детей, надо их покормить, потом поиграют.
Антон согласно кивает и выходит из кухни.
А я пытаюсь успокоить бешено бьющееся сердце.
Следующие полчала дети поглощают еду. Ну, как поглощают — закидывают в рот, практически не жуя.
— Не торопитесь, — сетую я, — ваша игра от вас никуда не убежит.
— Угу, — сопят оба и продолжают жевать с той же скоростью.
Вскоре отодвигают в стороны пустые тарелки и наперегонки
Мы с Антоном болтаем ни о чем, и вдруг в воздухе что-то меняется.
— Надь, — накрывает мою ладонь своей он, — я хочу кое-что прояснить.
Ну начинается… Кто сказал, что фразы «нам нужно серьезно поговорить» боятся мужчины, тот кое о чем умолчал: ее боятся и женщины.
Я вздыхаю.
— Говори.
Сейчас наверняка будут всякие «но». Знаю, плавала.
— Ты мне нравишься, очень. Но если я тороплюсь, ты только скажи. Я хочу, чтобы тебе было со мной комфортно.
Мои глаза расширяются до невиданных размеров, и я приоткрываю рот в изумлении. Ого! Я как бы не это «но» имела в виду…
Там на небесах точно ничего не перепутали? Такое ощущение, что я сорвала джекпот. Я, Кошечкина Надежда, которая до этого в жизни ничего не выигрывала!
Мало того, что этот мужчина безумно мне нравится, так это еще и взаимнее некуда.
О-фи-геть!
— Чем больше я с тобой общаюсь, тем больше ты мне нравишься.
И пока я размышляю, как бы ответить ему покрасивее, на кухню залетает Вера.
— Я попить водички.
Она хватает стакан, наливает воды из фильтра, быстро его опустошает и снова несется в зал.
Однако не рассчитывает траекторию, запинается о порог кухни и с шумом падает. Я ойкаю и замираю.
Ее красивое платье задирается, оголяя ноги, и Вера лежит в таком положении несколько секунд, потом резко вскакивает и поправляет платье.
— Мне не больно, мне не больно! — морщит нос она.
Уж не знаю, кого дочь пытается в этом убедить, — меня или себя.
— Иди сюда, — подзываю я ее.
Осматриваю коленки — ну что ж, ущерб и правда совсем не велик, бывало гораздо хуже.
— Давай обработаем перекисью и наклеим лейкопластырь?
— Давай.
После того как я провожу необходимые манипуляции, я отпускаю ее в зал и наконец замечаю, что Антон, бледный как мел, пялится в ту точку, где стояла Вера. Да и вообще, он ведет себя подозрительно тихо уже несколько минут.
— Антон, что с тобой?
Он переводит на меня какой-то странный взгляд и глухо шепчет:
— Тебе все-таки придется мне сказать, кто ее отец, Надя.
Глава 21
— В смысле? — хмурюсь я в недоумении.
Что на него нашло?
— Кто он, скажи? — уже громче говорит Антон.
— Да что случилось?
— Подожди секунду.
Он достает из кармана телефон и кому-то
— Привет, тоже рад тебя слышать. Да, все нормально, ты как? Отлично. Пришли мне, пожалуйста, свое фото, ну то, помнишь, с которого я вечно смеялся. Да-да, оно. Какой сканер, просто на телефон свой сфотографируй, и все. Хорошо, жду.
Он кладет трубку на стол и переводит на меня цепкий взгляд.
— Надя, скажи мне правду, это очень важно!
Я молчу. Не понимаю, что происходит, чего он так взбеленился вообще и какое ему дело до отца Веры.
— Ну же?!
Его аж потряхивает, и я понимаю: не отстанет. Понятно одно, он резко изменился именно после того, как дочь упала. Что-то увидел? Но что он мог увидеть такого, чего еще не видел, они ведь не раз общались. У нее на теле нет каких-то приметных родимых пятен, больших родинок или чего-то подобного.
Что же он там такого разглядел?
Странно…
Набираю воздуха и, пока не передумала, отвечаю правду:
— Я не знаю, кто ее отец.
Я смотрю на него не отводя взгляда. Чему быть, того не миновать. Не захочет после такого со мной общаться, что ж, пойму и не стану обижаться. Хотя кому я вру, стану, конечно.
— То есть как это ты не знаешь? — таращится на меня Антон.
— А вот так это, — развожу руками я и невольно начинаю злиться, что приходится выставлять себя в таком свете.
Быстренько встаю, чтобы закрыть дверь на кухню, — этот разговор явно не для детских ушей.
— Можно подумать, у тебя никогда не случалось… э-э-э… м-м-м… приключений на одну ночь.
Он закашливается, а потом невозмутимо пожимает плечами:
— Случалось.
— Ну вот, и у меня такое было целый один раз. Я встретила отца Веры у нас на побережье в одном из клубов. Мы провели вместе ночь, а потом появилась дочь.
— Как назывался клуб? — продолжает допрос Антон.
— Я не помню! Ничего не помню: ни названия клуба, ни того, как зовут отца Веры, ни подробностей ночи, — на повышенных тонах продолжаю я. Становится жутко стыдно. — Даже его лица не помню! Доволен?
— Ну хоть месяц и название курорта помнишь? — спокойно интересуется он, не реагируя на мой эмоциональный всплеск.
— Да. Дивноморское, июнь.
— Год какой?
Я называю, и лицо Антона вытягивается. В этот момент его телефон пиликает, и он хватает его со стола. Его пальцы бегают по экрану, а потом он протягивает мобильный мне:
— Вот, смотри!
Я беру его телефон в руки, и теперь вытягивается уже мое лицо. Я смотрю на копию Веры. Девочка на черно-белом фото насупилась и смотрит прямо в камеру. На ней коротенькое платье и бант на голове. Она так же морщит нос и сжимает кулачки, как это делает Вера. Правда, видно, что волосы светлые, но лицо-то одно и то же, прямо один в один.