С носом
Шрифт:
— Вот это она, как бы, — сказал сын, когда я подошла к машине.
— Ясно.
— Ну посмотри же, — настаивал он, хорошо хоть не заставил потрогать. — Это, конечно, не «ягуар», но хорошая машина, для своих лет, в хорошем состоянии, я сам ее чинил с приятелем одним, он разбирается в таких вещах.
Потом он стал демонстрировать детали. Но во мне было так много чего-то обволакивающе-кашеобразного, что сын очень быстро провалился в туман со своими речами и жестикуляцией автопродавца. Сначала я просто смотрела на темную воду и отражающийся в ней город, на парк Хесперия, на башню Национального музея, на макушке которой мне с восьмидесятых годов мерещится звезда, на острые углы сахарных кубиков
— Ну, что скажешь? — с воодушевлением проговорил сын, улыбнулся и хлопнул в ладоши. Я посмотрела на него. Где он только научился таким жестам? Не помню, чтобы он когда-нибудь что-то продавал.
— И все-таки она мне не нужна, — сказала я. — Ты же сам прекрасно знаешь.
И добавила еще, что подвозить меня не нужно.
— Разве ты не на больничном или что там обычно выдается? — спросил сын и включил первую передачу. Проехали вокруг Круглого дома, сын повернул не туда и теперь все никак не мог выехать обратно на Хямеентие. Старая машина, наехав на лежачего полицейского перед пешеходным переходом, задребезжала и задергалась.
— Ну, как бы да, — по-детски промямлила я. — Надо уладить одно дело.
Даже не глядя на сына, я почувствовала, как его глаза недоверчиво расширились.
Стала смотреть в боковое стекло на магазины, бары, кафе, продуктовые лавочки, деревья, кусты, собак и их выгульщиков, голубей, чаек, на все, что попадалось на глаза, а потом меня вдруг словно кто-то выдернул из этой череды. Не хотелось надолго задерживаться ни на одной мысли. На пересечении улицы Портанинкату и Второй линии дама, с трудом держащаяся на ногах, везла в детской коляске спящего мужчину по самой середине проезжей части. Голова ее подопечного свесилась на грудь, а с нижней губы к торчащей между ног бутылке пива тянулась дрожащая нить слюны. Машины гудели, трамваи сигналили, люди кричали. Водитель такси открыл окно и погрозил кулаком, почти как представитель официальной власти, но не выдержал и разразился хохотом.
— Чё, типа уже Вторая? — спросил сын на Второй линии. С материнской настойчивостью поправила речевую ошибку и сказала, что на следующем перекрестке надо повернуть налево. Он сделал, как было сказано, но слишком уж торопливо и неловко, словно пытаясь залатать прохудившееся чувство собственного достоинства, для мужчин это необычайно важно, особенно когда они из-за собственной же глупости напортачат что-нибудь за рулем. Пустые банки и бутылки с грохотом перекатывались в багажнике. По какой-то неведомой причине у меня перед глазами вдруг возникла картина танцпола в ночном клубе на пароме во время грозы.
Был совсем не час пик, но хвост из машин на Хямеентие дрыгался и извивался и напоминал что-то безумно длинное и смертельно скучное, в общем, нечто. Сложно сказать, что еще может быть таким уныло длинным — змеи, или угри, или какие-нибудь растения, если их тоже брать в расчет,
— Ну правда, мам, — сказал он. — У тебя все в порядке?
Посмотрела в его сторону. Он не смотрел на меня, сосредоточившись на управлении, ведь именно в таком сосредоточенном управлении она и нуждалась, эта колымага, руль был перекошен, а коробка передач надрывно гудела, и вообще вся езда напоминала бесконечную, неуемную икоту.
— Откуда она у тебя? — спросила я. — Эта машина?
Вместо ответа сын резко, прыжками затормозил перед очередным затором, оказалось, что две полосы перекрыты — посреди дороги зияла огромная дымящаяся яма. Не дождавшись ответа, я продолжила:
— Не очень похоже, что она в хорошем состоянии.
— Зато она моя, — сказал сын, не отрывая взгляда от ползущего перед нами микроавтобуса. — Все бумаги на мое имя, техпаспорт, страховка и что там еще, в общем, все. Была бы у тебя хорошая машина на какое-то время.
— Откуда ты ее..? — спросила я. Вопрос повис в воздухе, у меня не хватило желания долепить его до конца.
— Она была сначала у одного знакомого, — сказал сын. — Доброго знакомого, да, он о ней хорошо заботился, знакомый, о ней. О машине. Пусть она у тебя побудет, мне надо съездить кой-куда.
— Кой-куда, — повторила я ледяным голосом, не специально, так получилось. Про голос почему-то вдруг пришло в голову, что он был как со дна канавы при первых ночных заморозках, хотя что я, собственно, знаю о канавах и о том, что происходит у них на дне во время заморозков по ночам?
— Ну, просто надо съездить, — процедил сын, почти не разжимая губ, и тут же попытался сменить тему: — Так куда тебя отвезти?
— Я же ясно сказала, в Кераву.
— А там куда? Она, поди, не маленькая, эта Керава.
— А сам-то ты куда собрался? И надолго ли?
— По работе, — ответил сын одновременно и сухо, и словно вспотев. Потом он свернул с Хямеентие на Мякелянкату, так резко и, видимо, не с той полосы, что сзади стали сигналить. — Ну так, просто по делам.
— Мне об этих «просто делах» ничего не известно, — сказала я и схватилась за ручку двери. — О твоих, по крайней мере.
— Все тебе известно, — ответил сын и дернул ручку коробки передач на себя. Послышался жуткий скрежет. — Чего только не приходиться делать, чтобы с голоду не помереть.
Посмотрела на него с недоверием. Я старалась напустить на себя вид строгой матери. Пожелтевшие дома района Валлилы подпрыгивали за силуэтом сына, как будто за окном кто-то рывками растягивал фоновые декорации, хотя понятно, что прыгали не дома, а машина, или водитель, или дергался мой собственный глаз, определить было сложно, да и мое состояние тоже вдруг стало трудноопределимым. Чтобы избежать дальнейших недоразумений, я сказала или, точнее, подтвердила, что действительно, чего только не приходится делать, а затем сразу же спросила, куда мы едем, потому что, по-моему, мы ехали совсем не туда.
— Надо заправиться, — сказал сын. — У меня тут один знакомый работает в Кяпюля на заправке «Эссо», или как она там сейчас называется, по-другому вроде, не знаю, ну да ладно, так вот, он мне продает бензин подешевле. Со скидкой.
Выехали на пересечение со Стуренкату, там трамвай врезался в бок машины «скорой помощи». Огни «скорой» все еще мигали, и сложно было сказать, что там за ситуация, умирает кто-то или нет, но выяснить не удалось, так как сын вдруг на бешеной скорости стал лавировать между наводнившими перекресток машинами и, промчавшись по тротуару, вырулил на пустую улицу Мякелянкату, по которой причудливым узором стелилась дорожка из липовых и кленовых листьев, сорванных внезапным порывом ветра.