С Новым годом, с новым счастьем!
Шрифт:
– Ты мне полностью подходишь. Я, конечно, понимаю, что это вторжение в твою личную жизнь, и даже извиняюсь, но внезапное исчезновение Джек не оставило мне выбора.
В его тоне не было и намека на извинение, и она вдруг почувствовала, что к горлу подступил комок. Почему все всегда рассчитывают на нее? Теперь даже он уверен, что она без колебаний ринется ему на помощь.
– Мне нечего надеть, – сказала она, не пытаясь притвориться, что вечер у нее уже занят. – Честно, нечего, Доминик.
Он устремил на нее взгляд, такой долгий, что она готова была
Какой он видит меня? – думала она. Может, женщину уже далеко не молодую, жизнь которой настолько лишена всяких удовольствий, что в ее гардеробе нет ни единого платья для приличного выхода. Наверное, он сравнивает меня с той женщиной, которую знал когда-то, разодетую в чужие наряды, танцевавшую до рассвета и хохотавшую до слез.
– Дай мне взглянуть, – скомандовал он.
– Я не обманываю.
– Где твоя спальня?
Она посмотрела в сторону лестницы и заколебалась. Воспользовавшись этим, он зашагал вверх по лестнице, а ей осталось лишь идти следом и в душе оплакивать свою судьбу.
Он распахнул дверцы гардероба, а она с несчастным видом стояла в сторонке, и ей было скорее стыдно, чем досадно.
Смешно, конечно, но те шесть месяцев в Лондоне она носила вещи, о которых и не мечтала раньше, – и при этом не испытывала ни малейшего неудобства, поскольку наряды входили в ее спектакль. Тогда одежда странным образом влияла и на ее личность. В этой одежде она выглядела эффектной и уверенной в себе – и начинала вести себя именно так.
Но как только все это осталось позади, она в ту же секунду превратилась в Золушку без убранства принцессы. Она стала покупать себе скромные, невыразительные костюмы. Она вернулась к своей прежней личности, вылепленной матерью, которая покупала ей только скромную, невыразительную одежду.
Доминик перерыл ее гардероб, вытащил черную юбку и пиджак и спросил, нет ли у нее черной шелковой комбинации.
– Мм, есть, – красная как рак, кивнула Кэтрин.
– Вот и надень.
– А сверху что?
– Ничего. Просто пиджак.
Он одарил ее очаровательной улыбкой, и Кэтрин, вернувшись через полчаса в гостиную, вынуждена была признать, что чувствует себя гораздо лучше. Волосы она распустила, и они ровным, блестящим покрывалом легли ей на спину. Она покрутилась перед зеркалом еще в спальне, не веря своим глазам: неужели это действительно она?
– Так-то лучше. – Доминик одобрительно кивнул. – Еще чуть-чуть расслабиться – и все в порядке.
– Обычно я так не одеваюсь, – сообщила она ему уже в машине, на этот раз с шофером, чтобы Доминик мог пить, не заботясь о возвращении.
– Мне лень даже напоминать, что ты одевалась именно так. Когда-то. – Она отвернулась, но чувствовала на себе его взгляд. – По какой-то непонятной причине ты решила, что на самом деле то была не ты, а ты настоящая – благоразумная скромница.
– Так и есть, – упрямо подтвердила она. Пальцы ее были сжаты в кулаки, а обнаженные груди терлись о шелковую ткань.
– Как я понял, все это связано с матерью, которая заставила тебя нести
Кэтрин стрельнула в него изумленным, нервным взглядом из-под ресниц.
– В детстве я была серой мышкой, – прошептала она и подумала, что они зря затеяли этот разговор, тем более в машине.
Она ему нисколько не интересна, так зачем же задавать такие вопросы?
– Это твоя мать так говорила?
– На пару с зеркалом, – со смешком ответила Кэтрин, но он не поддержал шутку. Черты его лица были жесткими и суровыми.
– И как ты себя почувствовала, когда наконец-то распустила волосы в Лондоне?
В первый раз он упомянул об их связи в Лондоне без ядовитой горечи или ледяного безразличия. Кэтрин задумчиво ответила, повернув к нему лицо:
– Сказочно. – Ей вспомнилась та беззаботность, что охватила ее, едва она приняла решение. Исчезли страх, растерянность и гнев – и она бросилась в новую жизнь с такой неистребимой жадностью, какой до тех пор в себе не подозревала. – Так свободно, – продолжала она, устремив на него глаза, но не видя его, потому что всматривалась в свое прошлое, – как будто кто-то взмахнул волшебной палочкой и выпустил меня из клетки. Хотя нет, может показаться, что раньше я совсем не знала счастья, а это не так. – У нее вырвался тихий смущенный смешок. – Скорее, как будто кто-то открыл мне дверь.
– Объявляю перерыв в слушании дела, – бесцеремонно прервал ее Доминик и она в изумлении уставилась на него.
– Какого дела?
– Сама догадайся.
Машина затормозила у входа в отель, и у Кэтрин все внутри задрожало от нервного страха. Она украдкой взглянула на Доминика. Тот как раз наклонился к шоферу с какими-то наставлениями, а вид у него был такой, как будто если у него и имелись когда-либо нервы, то все они давно уже превратились в стальные тросы.
Ситуация щекотливая, подумала Кэтрин. Что она вообще здесь делает? Отправилась с Домиником Дювалем в шикарный отель в центре Бирмингема развлекать клиентов! Она же не служащая его и не любовница. Но, раз задумавшись, она не успокоится, пока не найдет точный ответ. Палочка-выручалочка на крайний случай – вот что она такое. И это подходит ему, но не ей, поскольку если он ничего не теряет, когда возникает на ее пороге и просит об одолжении, то она теряет ох как много.
Легонько поддерживая под локоть, Доминик провел ее в отель. Очень скоро выяснилось, что великосветский прием, который, как она ожидала, истреплет ей все нервы, – это всего-навсего ужин на шесть человек гостей – троих бизнесменов и их жен.
Бизнесмены – финансисты самого высокого ранга – отличались безукоризненными манерами и выглядели слегка утомленными, как будто находили ужин самым нелегким из своих дел. Их жены, в изысканнейших нарядах и дорогих украшениях, инстинктивно отделились от мужей, которые за аперитивом обсуждали деловые проблемы. Женщины, лучезарно улыбаясь, засыпали Кэтрин вопросами о ней самой и ее жизни, а про себя, видимо, гадали, что связывает ее с Домиником Дювалем.