С Новым годом, вы уволены!
Шрифт:
Он решил заговорить лишь тогда, когда мы вошли во двор.
– Лиз...
– вроде бы и посмотреть в глаза надо, а я все еще трушу. До сих пугаюсь и не признаюсь себе в очевидном. – Лиз, посмотри на меня.
Я чувствую, что он улыбается и улыбаюсь в ответ, но голову не поворачиваю, смотрю вперед, пытаюсь взять себя в руки и уже практически решаюсь, когда замечаю в нескольких метрах перед нами сидящих на лавочке родителей. Моих родителей.
– Мам? Пап?
Сомневаюсь, что это та реакция, на которую рассчитывал
– Что?
– Лиза! Лизонька! А мы уж думали, что придется на лавке ночевать! – начинает тараторить мама, поднимаясь на ноги. – Мы с тобой весь день связаться пытались, но не смогли...
Пока мама не растянула речь еще на пятнадцать минут, киваю и с тоской заканчиваю за нее:
– Потому что у меня был выключен телефон.
Ну не так я представляла знакомство моих родителей с шефом. Нет, то есть я вообще его не представляла, но, раз уж на то пошло, то нет, нынешний вариант не был идеальным.
Я, лишь проморгавшись, смогла въехать в то, что перед нами действительно стоят мои папа и мама.
– Мам? Пап?
– Ты уже спрашивала. Да, это не пришельцы. Это реально мы. – на этот раз ответил отец.
– Пришельцы никогда не признались бы в том, что они пришельцы.
Это сейчас Роман Георгиевич сказал?
Вновь быстро заморгала, но, пока я приходила в себя, слово уже успела взять мама.
– Ну, раз уж мы тут все на улице собрались, может, представишь, дочь?
– Представлю?
Блин, где то существо, которое украло мои мозги? Верни на место!
– Представишь!
– А... Ну... Это я.
– Очень приятно и неожиданно. – ой, что это папа сегодня такой остряк?
– А это Роман Георгиевич...
– и тут я замялась.
Честно, прямо зависла. Так хотелось по привычке про парня или про жениха ляпнуть, в последнее мгновение себя остановила.
– И Роман Георгиевич у нас...
Вот, блин, мама... Неужели просто Роман Георгиевич недостаточно? Вполне ж исчерпывающая информация.
Не в силах больше рассчитывать на себя, посмотрела на шефа. Мама, в принципе, сделала то же самое. По-любому поняла, что на меня надежды возлагать нельзя.
А шеф улыбался. Вот при всей дурости этой ситуации улыбался.
– Я ее начальник.
– А вы всех своих сотрудниц за руку до дома провожаете? – папа.
Вот же ж Шерлок Холмс деревенский! Я сама-то не заметила, лишь после его слов опустила взгляд на наши переплетенные пальцы, даже руку высвободить попыталась, но шеф не позволил, заговорил:
– Нет, только тех, которые очень нравятся.
Воу-воу, земля, ты слишком быстро вертишься, я начала терять равновесие!
– И много их таких? – ну вот, еще и мама.
– Нет, только Лиза. – босс отвечал четко, как будто и не
Или действительно не врал?
– Ну, раз так, тогда пошли, мы тут гостинцы привезли. – подытожил папа.
Вот так просто? У меня тут мир внутри рассыпался, собрался заново и вновь уже шатается, а они с мамой уже про грибы начальнику рассказывают? А он и не сопротивляется совсем.
Что? Белые или подберезовики?! Хотя какая, нафиг, разница, лишь бы в этот раз не галлюциногенные. Сейчас действительно жалко будет.
Присутствие Романа Георгиевича в моей квартире рядом с моими родителями не казалось чем-то фантастическим, хотя, наверное, должно. Должно, но не казалось.
Он так легко парирует папины безобидные выводы, переводя в их шутку, с интересом отвечает на мамины расспросы и то и дело берет меня за руку, а я тупо улыбаюсь.
Мне кажется, что любая уважающая себя девушка должна сидеть и тупо улыбаться в подобной ситуации. Ну, руководствуясь кодексом приличных девушек или чем-то в таком духе.
Вечер подходит к концу лишь тогда, когда родители начинают практически ежесекундно синхронно зевать.
– Кажется, мне пора. – босс улыбается, пожимает руку папе, обнимает маму. Ну да, ничего удивительного...
– Я провожу!
До дверей мы идем молча, я смотрю, как Роман Георгиевич одевается, обувается, ловлю его взгляд лишь тогда, когда мужчина поправляет воротник пальто:
– Лиз...
– так тихо, что, возможно, я не должна была услышать эти слова, но я же услышала.
Поэтому подняла взгляд и посмотрела в глаза. Смело. Наверное, впервые смело за последнюю неделю.
– Ром...
– вполне возможно, я хотела продолжить, сказать что-то про Георгиевича, вероятно, еще и в позу какую-нибудь важную встать. Но не встала.
Теперь просто стою и смотрю на него. В карие глаза, которые кажутся почти черными сейчас, потому что переживает, так же, как и я, переживает. Потому это не переговоры, не многомиллионные контракты. Это коридор моей квартиры, купленной в ипотеку, а в комнате сидят родители. Мои родители. А вот стою я. Стою и понимаю, что сдохну, наверное, если не дотронусь до него.
А еще я очень надеюсь, что он хотя бы на треть ощущает то же, что чувствую я. Потому что это нереально вот так просто в паре десятков сантиметров друг от друга стоять и не чувствовать ничего. Нереально это.
– Что, Ром? – я все же не выдерживаю, уточняю. Это же он диалог продолжил!
Пусть уже хоть что-нибудь продолжит!
И он продолжает.
Улыбается сперва, потом прищуривается, а затем наклоняется, одновременно притягивая меня к себе, обвивая руками талию.
И целует, целует так, что мозги, вроде, и вырубаются, но в то же время я начинаю чувствовать все острее, запоминать каждое движение.