С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович

От писаря контрразведки, работавшего в одной из двоек большевистской подпольной организации, Усатый узнал, что Конфорка давно следила за дядей Филей и однажды приметила, что он встречался в кино-иллюзионе с техником участка пути. Приведенный на бронепоезд техник после порки признался, что валявшийся в конторе гектограф отдал слесарю депо Филиппу Кузнецову.

— Где гектограф? — прежде всего спросили дядю Филю.

— На нем хорошо печатают листовки, вы их читали! — ответил он.

— Где спрятан гектограф?

— В сосновом штабе!

— Точнее?

— Запишите адрес: тайга, каменная тропка, землянка № 1,

спросить Матроса!

На дядю Филю набросились два здоровенных карателя…

С поломанными ребрами лежал он на бетонном полу вагона и, выплевывая кровь, хрипел:

— Можете не беспокоиться, гектограф в надежных руках…

У него спрашивали, кто такой Усатый, допытывались о связях с партизанами, о службе в Красной гвардии. Дядя Филя молчал. Ночью его вывезли за железнодорожный мост и заставили копать могилу. Собравшись с силами, он размахнулся и расколол лопатой череп офицеру. Его пронзили штыки японских винтовок…

* * *

Ни казаки, ни японцы не могли разнюхать, где скрываются партизаны. Несколько раз натыкались на разведчиков, гонялись за ними, те заманивали преследователей в таежную глухомань, а сами ловко исчезали. Контрразведка упорно искала провокатора. Малодушный техник, предавший дядю Филю, согласился пробраться в партизанский лагерь, освоиться там и затем навести казаков на след. Но писарь из контрразведки сообщил об этом Усатому, а тот — всем двойкам.

Кравченко уже третьи сутки сидел дома, в поездку не вызывали: станция не могла принимать и отправлять поезда. К исходу третьей ночи во дворе залаяла собака, кто-то не сильно, но настойчиво стучал в калитку. Кравченко вышел во двор.

— Кто там? — спросил он тревожно.

— Человек добрый, спасите! — тихонько прохрипел мужской голос.

— Да кто ты? — допрашивал Кравченко, не открывая калитку.

— Вы меня знаете, я техник участка пути, бежал с бронепоезда… Пустите скорее!

— А я тут при чем? Иди, куда знаешь!

— Мне надо скрыться! — шепотом просил техник.

— Скрывайся, где хочешь, а я с большевиками-антихристами не связываюсь, будь они трижды прокляты! — яростно проговорил Кравченко.

— Ну, пустите хоть до утра, меня ищут, я истекаю кровью!

Кравченко открыл калитку. Техник рухнул во двор и застонал.

— Искалечили меня мерзавцы…

Кравченко помог технику подняться и усадил его на завалинку.

— Как же тебе удалось бежать? Ведь оттуда не возвращаются…

Техник рассказал историю побега… Будто ночью его повели в поселок на очную ставку с каким-то железнодорожником. Пока стучали в дверь квартиры, он с высокого крыльца бросился на забор, перемахнул в чужой огород. Японцы думали, что арестованный успел убежать далеко, искали его в дальних дворах и переулках. Помогла темнота…

— Худо твое дело, парень, пропадешь ты теперь, — сказал Кравченко, — но я что-нибудь придумаю!

— Ради всего святого, я буду вам век благодарен! — лепетал техник.

Кравченко спрятал провокатора в стайке, где ночевала корова, и крепко задвинул снаружи деревянный засов. Через полчаса он был в контрразведке.

— И, подумайте, какая скотина, просит приютить! Да я большевистскую мразь и близко к себе не подпущу! А приютил я его добре, он теперь от вас не уйдет! — рассказывал Кравченко.

— Молодец, кондуктор! —

притворно восхищался поручик. — Мы его сейчас же заберем, а для вас я буду хлопотать перед атаманом награду.

— Зачем награда, — вертел Кравченко в руках фуражку. — Мы для своей власти ничего не пожалеем…

Уже белел восток, над рекой плыл густой туман. Во двор Кравченко пришли офицер и два японских солдата. Когда техника вывели из стайки, Кравченко плюнул ему в лицо.

— Попался, голубчик!

Техник разразился бранью.

— Предатель! Иуда! Погоди, вот придут наши!..

— Иди, иди! — разгорячился старый Кравченко. — Будешь знать, как с большевиками связываться!

Техника увели, а Кравченко призадумался у ворот: «Значит, прямых улик против меня нет, но ищут ниточку, нельзя ли ухватиться. Зарубим себе это на носу…»

Утром Усатый сообщил, что техник и в поселке Гора стучался к одному мастеровому депо, но там ему намяли бока.

Следующая ночь принесла несчастье…

Сергей Фролов, ни с кем не советуясь, решил отомстить карателям за смерть дяди Фили.

Он где-то достал пироксилиновую шашку, подполз к бронепоезду и бросил ее под колеса паровоза. Смельчак не понимал, что пироксилиновая шашка для бронепоезда — все равно что дробинка для слона. Часовой вскинул винтовку, и юноша упал на рельсы с простреленной грудью.

Утром на этом месте нашли разбитые очки и пятна крови.

Костя спрятался на сеновале, чтобы никто не видел, как он плачет. Перед глазами его стоял, как живой, дядя Филя в старой солдатской фуражке, в запачканной мазутом гимнастерке. Карие глаза внимательно смотрели на Костю. На чисто выбритом лице играла улыбка. Шевелились закопченные дымом усы. Косте слышался мягкий голос его. А Сережа Фролов! Костя только недавно узнал, что он с малых лет остался без родителей, жил у тетки-фельдшерицы, хорошо учился. Ведь только вчера утром встречались они у моста. Закинули удочки, лежали на горячем песке. Сергей снял очки. Глаза у него голубые-голубые. И волосы светлые спадают на лоб… «Запомни, Костя, новую частушку»… Частушка отпечатана и сегодня разошлась по поселку… Костя смахнул слезы, спустился по лестнице во двор.

Надо было идти к Кузе и Проньке. Отец велел перенести гектограф из бани на свой сеновал.

В ушах звучал голос Сергея:

Картошка цветет Колокольчиком, Партизан недалеко — За бугорчиком…

Глава тридцать третья

Будет суд!

Вот так новость! Приехали американцы! Ребятишки сбежались на станцию смотреть заокеанских солдат. Многие школьники знали, что в Забайкалье есть части американской армии, но на своей станции таких гостей еще не видали. Американцы располагались ближе к Байкалу — в Верхнеудинске и в окружающих этот город районах. Из тех мест, должно быть, и прикатил большегрузный товарный вагон, в котором прибыли высшие и низшие американские чины. Высшие ушли в японский штаб на какие-то переговоры. Зачем они приехали? Думают помогать атаману Семенову и японцам бороться с партизанами или сами хотят просить помощи? Их ведь тоже часто беспокоят люди из тайги.