С первого взгляда
Шрифт:
Дались ему эти часы! Но больно уж оскорбительным показался ему взгляд Снегирева в сторону их банки с растворимым кофе. Ленька вон каждые полчаса его дует, да какими дозами, и ничего. А этот рожу корчит, будто кофейными плантациями владеет в семи поколениях и цену сему напитку знает еще по всходам.
– Что? Часы? – вытаращил светлые глаза Снегирев, аккуратно поправил белокурую челку, полез в карман пиджака за очками, нацепил на нос, уставился строго на Бориса. – Вы в какой связи моими часами интересуетесь, Борис Сергеевич? Я их не украл, если вы на это намекаете. Мне их
– Он же вас и на пост генерального порекомендовал? – проявил вдруг осведомленность Леонид, молчаливо сидевший до этого на своем рабочем месте.
– Что? – Спина Снегирева дернулась, как от удара плетью, сгорбилась. Но ненадолго, правда, распрямилась через мгновение. – Да, да, он же меня и рекомендовал. Я долго ждал назначения и вот… Теперь такая ответственность на мне, вы не представляете!
– Представляем, представляем, – закивал Борис.
– Потому и попросил вот Леонида Ивановича перенести нашу с вами встречу на послерабочее время. Спасибо, что поняли. Огромное спасибо. – Лоск с чего-то потускнел, а в голосе вдруг появились заискивающие нотки. – Понимаете, совсем недавно в этой должности. Кому же охота…
Он вдруг запнулся, а Борис за него закончил:
– Кому же охота быть в центре скандала после назначения, которого так долго ждали. Так?
– Ну да, ну да, – замотал головой Снегирев, жалко улыбаясь. – Скандал в таком деле никому не нужен. Да и вообще…
– Что вообще?
– Скандал ни в какое время не нужен, как мне кажется.
– Именно по этой причине вы не пригласили в дом Валентину в вечер торжества?
– Простите… – моментально осип Снегирев и втянул голову в плечи. – Я не понял… Какую Валентину?
– Да полноте, Снегирев! – фыркнул Борис, внимательно за ним наблюдая. – В вечер, когда вы праздновали пятнадцатую годовщину вашего знакомства с вашей супругой, к Сергею приезжала его бывшая невеста. Сначала она наткнулась возле ворот на Логинова…
– У него и спросите! – вдруг взвизгнул неприятным фальцетом Снегирев. – Что я-то?! При чем я?!
– Спросим и у Логинова. Вот как выздоровеет, так и спросим.
– Выздоровеет?! – привстал со своего места Снегирев, согнувшись, с оттопыренным задом, оглянулся на Леню, потом перевел взгляд снова на Бориса, нервно хихикнул. – Он что же, заболел, мерзавец?!
– Заболел, занемог сердцем, – вставил елейным тоном Леня.
– Ага… – выдал со значением Снегирев и вдруг замолчал надолго, погрузившись в глубочайшее раздумье.
Борис с Леонидом ему не мешали, молча рассматривали. Потом первый все же не выдержал, спросил:
– Так что у вас за разговор состоялся с Валентиной? Вы же говорили с ней, мы точно знаем. У нас в деле имеются показания гражданки Воробьевой Светланы.
– А это еще кто? – бесцветным слабым голосом поинтересовался Снегирев, не поднимая взгляда от носков своих дорогущих ботинок.
– Была там дама одна, тоже жаждала встречи со своим возлюбленным, да так и не дождалась, уехала. А перед тем как уехать, много чего увидела и нам поспешила сообщить.
– Понятно… – Снегирев снова задумался, но на этот раз процесс не занял у него много времени,
– И все?
– И все, – пожал тот расправившимися вмиг плечами.
– А куда вы ей указали, когда прощались? – напомнил Борис, мало надеясь на устраивающий его ответ.
– Куда указал? – Снегирев сделал вид, что вспоминает.
Хотя ясно же было, что забыть он не мог. Он, гад, все помнил про тот вечер, про ту роковую ночь, из-за которой он едва не оказался в самом эпицентре скандала. И много чего знал и видел, но по той же самой причине – боязни скандала – умолчал.
Ответа, который бы устраивал Бориса, не прозвучало. Вернее, он прозвучал, но именно такой, который устраивал самого Снегирева.
– Я указал ей туда, куда не следовало ехать, – ответил он, и его подбородок снова начал надменно топорщиться кверху. – Там не было дороги, а она как раз спрашивала об этом. Даже намеревалась поехать туда. Я сказал, что там дороги нет, что там легко не только застрять, но и заблудиться. Лес все же таки…
После его ухода Борис ни минуты не стал оставаться на работе.
– Надоело все! – рычал он, собираясь. – Брошу все! Брошу все к чертовой матери! Глупая затея… Брошу я копаться в этом говне и…
– И уйду в монастырь, – подпевал Леонид, поочередно выхватывая из беснующихся рук друга то дырокол, то авторучку – запулит куда-нибудь со злости, ищи завтра с утра.
– Он же врет, Леня! Я кишками всеми чую, что врет!
– А доказать не можешь, я понял, – кивал тот, соглашаясь, запер кабинет, повел друга за локоток, как больного, к лестнице. – Хочешь мое мнение?
– Ну!
– Тебе хочется думать, что он врет. А ведь он единственный, кто не стал лжесвидетельствовать в пользу Марина. То есть не соврал тебе. Он и его жена.
– Вот именно! – вдруг резко остановился Борис на верхней ступеньке.
– Что вот именно?
Леня уже спустился ниже и тянул теперь его за брючину, вздувшуюся пузырем на коленке.
– Сволочь он, этот Снегирев, – вздохнул вдруг Борис и тоже медленно пошел вниз. – Друзьям всем сказал, Марину опять же тоже, что поддержит его, что скажет все, что нужно сказать, а сам…
– А сам сказал тебе правду! Чем ты недоволен?! Вообще, что ли, сбрендил?! – неподдельно возмутился Леонид, останавливаясь возле дежурной части. – Он и его жена сказали тебе правду, что спали как убитые, что ничего не слышали. Все так и было, что тебя коробит?
– То, что он соврал своим друзьям, – отозвался Борис невесело. – Это подло, между прочим. Пообещал, а сам соврал.
– Он честный законопослушный гражданин, и упрекать тебе его в этом – гадко. – Леонид расписался в журнале, подождал, пока друг сделает то же самое, потащил его к выходу. – А то, что друзьям своим сказал неправду… Знаешь, некоторым ведь свойственно думать, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Собственное благополучие много главнее, чем друзья, не успевшие найти себя в жизни. Супруги Снегиревы, видимо, из их числа.