С первого взгляда
Шрифт:
– И что с того? – вскинулся он, поняв, что ему придется пристегнуться.
В своем автомобиле он никогда не пристегивался. Да, нарушал. Да, пользовался тем, что удостоверение в кармане. Но неудобно же, а!
А тут Саша ремнем себя перетянула, и ему теперь придется, что ты будешь делать!
– Знаю я ваши выяснения, – проворчала она, трогая машину с места. – У вас Марин сидит до выяснения.
– Марин сидит не так. Марин сидит конкретно, – продолжал он злиться из-за ремня и рубашки, сейчас помнется дешевая ткань на груди и животе, на кого он
– А почему он? Почему не кто-нибудь другой? – устало возразила Саша, сколько можно было задавать эти вопросы, надоело.
– Потому что орудием убийства явился предмет его одежды.
– Аксессуар, – поправила она и, видя его недоуменный взгляд, пояснила: – Ремень, сумочка, перчатки – все это аксессуары.
– Это так важно, как это называется, да?! – повысил он голос, поворачиваясь к ней всем корпусом. – Аксессуаром ли, предметом своей одежды или туалета, но он ее задушил! И мотивов у него предостаточно!
– Да, конечно! – иронично усмехнулась она. – Сначала он его с себя снял, забросил куда-то в гостиной. Потом в стельку пьяный спустился по лестнице, не упал, не споткнулся, не сломал себе шею. Даже не громыхнул ни разу, так осторожно и мягко шел, и это в стельку-то пьяный! Потом с пьяных глаз своих без труда нашел ремень, который запулил непонятно куда. Поднялся наверх, снова совершенно бесшумно, и задушил…
– На ремне ничьих больше отпечатков, кроме его и погибшей. Ничьих! – возразил Борис, хотя сам сомневался точно так же, как и Саша. – Причем ее чуть смазанные, а его достаточно четкие. Этому вы найдете объяснение?
– Это его ремень, и его отпечатки на нем – закономерность, – выдала Саша, совсем прямо, как и он Леньке не так давно. – Вы мне лучше вот что скажите…
– Что? – поторопил он ее, потому что Саша неожиданно замолчала.
– Почему так много трупов вокруг этой банальной на первый взгляд истории?
– То есть?
Ему снова захотелось порассуждать, пускай с ней – с посторонней, раз Ленька отказывал ему теперь в этом. И даже не столько самому порассуждать, сколько выслушать чужие суждения.
Хотя какая же она ему теперь чужая? Вон он как злится из-за нелюбимых брюк и измятой ремнем безопасности рубашки. Это же неспроста. Это он со значением злится-то.
– Вот смотрите. – Саша очень мило облизнула губы, он просто засмотрелся, хотя раньше на такие тонкости никогда внимания не обращал. – Сначала погибает Алла. Ладно, пойду у вас на поводу, так и быть, и сочту на пять минут Марина виновным. У него были причины ненавидеть Аллу. Он мог в пьяном угаре взбеситься и задушить ее. Да хотя бы просто потому, что она отказала ему в близости в ту ночь. Но Валентина!.. Но эта женщина, к которой он послал Владу!.. Они-то почему мертвы?!
– Ну…
Он и сам не знал ответа на этот вопрос.
Валентину все сочли погибшей по неосторожности. Либо у девчонки окончательно съехала крыша, и она, в очередной раз не захотев быть отвергнутой – а Сергей при чужих
Считать ее жертвой убийства он мог только наедине с самим собой. В отделе хода этому делу не дали. Оно было возбуждено по факту самоубийства, и переквалифицировать его во что-то еще – ясно – ему не позволят.
Но вот эта другая, возле чьей квартиры попалась в лапы правосудия невеста Марина, требовала особого внимания с его стороны.
– Валентина погибла сама, – осторожно высказал он свое мнение.
– Допустим, – не стала Саша спорить.
– А та, как ее?
– Зимина Елена, – подсказала Саша, подъезжая к райотделу, где теперь тосковала в ожидании решения на свой счет ее подруга.
– А Зимина Елена, если вы были точны в сведениях, вела беспутный образ жизни. Лечилась от наркомании неоднократно, но, кажется, так и не успела завязать. Эти люди принадлежат к группе риска. И…
– Ее тоже задушили, – перебила его Саша, забывшая в телефонном разговоре рассказать ему об этом. – Чем конкретно, не знаю. Но ее тоже задушили, Борис Сергеевич! Кому понадобилась занюханная наркоманка, чтобы ее убивать? И убили… Господи, зачем я вам это говорю?! Может, потому, что верю?.. Ее убили как раз в то утро, когда Логинов пригласил Марина на обед в ресторан. Как раз в тот промежуток между его пробуждением и походом в ресторан. Как раз тогда, когда у него не было алиби! Согласитесь, что человек, живущий один, алиби вообще не имеет. Никто не сможет подтвердить, что и как он делал в одиночестве… Все снова сходится на нем! Зачем… Зачем ее было убивать?!
– Перестаньте так убиваться, Саша, – попросил ее Борис и положил руку ей на плечо.
Плечо было очень хрупким и очень напряженным. И ему до сухости в горле захотелось погладить его, потрогать и даже сдвинуть в сторону лиловую ткань ее тонкой кофты. Ощутить мягкость кожи, и чтобы еще она поймала его пальцы своей щекой, чуть склонив голову, и улыбнулась ему.
Ах как многого ему хотелось для второй, ну пускай для третьей встречи! Дурак! Нужен ты ей в этих нелюбимых даже тобой портках от единственного костюма и нелепой белой рубашке, превратившейся теперь в мятый комок. И с тачкой своей допотопной, которую не чинят, а ты и не торопишь, – потому что денег лишних нет. С привычками своими нелепыми – работать по выходным и праздникам – нужен ты ей очень. И любовью к тишине по вечерам и незамысловатому быту, сдался ты ей, как же.
У нее вон какой упакованный учеными степенями дома. Денис, кажется? Уж он-то не допустит грязного пятна на своих джинсах на заднице. Он опрятен в быту, хотя… Хотя и не чистоплотен в отношениях.
А вот Борис бы ее любил! Любил нежно и верно! Только ведь не нужен он ей, не нужен.
– Если бы Марина я считал виновным в смерти этой наркоманки Зиминой, я бы сейчас не ехал в этот отдел с вами, – не моргнув глазом, соврал он.
Поехал бы, и еще как! И не только сюда, но и на край света, если бы она попросила и позвала.