С петлей на шее
Шрифт:
Засыпанные снегом улицы просматриваются далеко, пугая чужими очертаниями родного города. С разрушенных до основания домов сорвало в прошлом яркие и блистающие пафосом вывески. Вморозило глубоко в землю. При ходьбе нет-нет, да и бросаешь пугливый взгляд под ноги. Там, среди костяков и изувеченных тел, среди обломков и сожженного хлама, изредка читаются фразы типа: «Мужские сорочки от Армани», «Жизнь скоротечна — имидж и стиль внесут твое имя в историю моды».
Читать надписи смешно и страшно одновременно. Никто из нас так и не понял до сих пор, что произошло. Атомная война? Адронный
Ответов не было и нет…
Группа продолжала двигаться. Короткими перебежками, низко пригибаясь, будто под вражеским обстрелом. Двое бегут впереди, прикрываясь остовами строений на разных концах улицы, трое прикрывают сзади. Интеллектуальные прицелы КАтов отслеживают малейшие движения, сканируют улицу, потрошат.
Внезапно шедший по левому флангу Кабан вскрикнул. В мертвой тишине оглушительно хрустнул лед, и фигурка солдата исчезла. От радостного рева «спрута» заледенела кровь.
В одно мгновение ребята очутились возле черного провала ловушки, что «спруты» любят устраивать подо льдом. Эти твари каким-то образом обнаруживают пустоши внизу, замирают до тех пор, пока новая «метель» не нагонит тонкую корку льда над головой. Остальное дело техники. Добыча помельче пройдет и не заметит подвоха, а более крупная «дичь» ломает корочку и падает прямиком на обеденный стол.
Жестко затарахтели КАты, выплевывая бронебойные струи в мельтешащие щупальца. Клёпа уже тащил на силиконовом тросе оторопевшего Кабана, с ног до головы залитого синей кровью «спрута». Способные с легкостью раздавить в тонкую ниточку дюймовую трубу щупальца рвались, подстриженные плотным свинцовым огнем. Все новые и новые щупальца тянутся из глубины, жадно шарят по ледяным стенам. Но пули безжалостно рубят плоть, защищают карабкающегося человека.
Одно из щупалец вцепилось в закованную в броню ногу Кабана, потащило назад.
Клёпа вскрикнул, упал на лед, но трос так и не выпустил. Гоша едва успел подхватить его подмышки, уперся ногами в ледяной бордюр. Поршневые мышцы экзоскелетов взвыли, работая на пределе, но справились. Под прикрытием свинца они вдвоем вытащили Кабана, поспешно отползли прочь.
КАт в руках сухо щелкнул бойком, замолчал. Я, не отрывая глаз от тянущихся из ледяного колодца щупалец, на автомате перезарядил магазин, вновь прицелился.
— Валим, Костян! — задыхаясь, заорал Клёпа. — Хрен с ним, со «спрутом»!
Но идти теперь некуда. Автоматные очереди далеко слышны в разреженном воздухе ледяной пустыни.
Вокруг раздается знакомый, будоражащий нервы писк. Из всех щелей и подвалов, что казались минуту назад пустынными, выскакивают «крысы». Каждая размером со взрослую собаку. Добрый и неповоротливый «спрут» оказался моментально забыт, когда перед лицом страшно щелкнули челюсти псевдокрысы. В памяти навсегда остались ярко-красная глотка, обдавшая горячим смрадом и два ряда клыков, каждый размером с палец.
Не зря я часами муштровал ребят, заставляя проигрывать подобную ситуацию в Гарнизоне. Никого не охватила паника, никто не побежал. В онемевшем сознании даже мелькнула гордость за ту механическую четкость, с какой
В наушниках хрипло рявкнуло:
— Лево, десять метров.
Не переставая стрелять, я обернулся. В огромном сугробе с трудом угадываются развалины здания, что стоят немного выше уровня улицы. Полуметровые стены способны защитить ноги, а это то, что нам надо. Один за другим мы отступаем туда.
Новая неприятность не заставила себя долго ждать. Ребята один за другим отчитались, стараясь сдерживать отчаяние в голосе:
— Я пустой, кэп!
— Последний магазин!
— Патроны на исходе!
Над самым ухом, обдав запахом спирта, прозвучал хриплый голос Тимура:
— Костян! Вертушку зови, патронов нет!
Наверное, там бы мы и остались, начнись вдруг «метель». Да и сыграло свою роль то, что от Гарнизона мы успели уйти всего ничего. Васильич вертушки ценит больше жизни звена солдат, может и не прислать. Но в тот день нам везло.
Патроны закончились на удивление быстро. Отбиваясь у каких-то развалин штыками и пиная слишком ретивых крыс ногами, мы мысленно прощались с жизнью. Мышцы, утомленные бесконечной битвой в тяжелой броне, жалобно ныли. Рука с зажатым штыком уже не так метко поражает цель. Приходится бить дважды, не успевая отмахиваться бесполезным КАтом. Ноги уже не держат, скользят в лужах крови и ошметках крысиных тел. Быстро иссякают последние силы, а организму уже неоткуда брать новые. Пропал даже вездесущий страх. И в тот момент божественной музыкой прозвучали звуки разрубающих воздух над головой вертолетных винтов. Застрекотал авиационный пулемет, расшвыривая тела крыс. Спала веревочная лестница, и ребята один за другим рванулись к спасению.
Вот тогда-то я и расслабился. Последнее четкое воспоминание — яркая, затмевающая всё боль. На каждой руке повисло по крысе, в бронированные щитки на ногах вцепилось не меньше десятка тварей. Рычат, сминая сильными челюстями броневые пластины, норовят добраться до вожделенной плоти. И… темнота.
Дальше всплывают в памяти только обрывки видений. Суматошные крики в темноте, заплаканное лицо Вички, наш хирург-алкоголик. Десятки метров окровавленных бинтов, запах лекарств и… никакой боли!
Я провалялся пару дней в беспамятстве, накачанный снотворным и обезболивающим. Когда пришел в себя, то первым чувством было удивление. Никто из ребят моего звена не пришел проведать, никто не справлялся о моем здоровье, хотя я был перевязан как пациент Франкенштейна. Лежа на пахнущей старой тканью и дешевым мылом кровати, я тупо смотрел в потолок. Наконец, с трудом повернул голову. Сидящая в уголке комнаты девушка вздрогнула, сорвалась с места.
Вичка налетела на меня, окатила волной слез, нежности, любви и… странного равнодушия.