С Петром в пути
Шрифт:
Подвиги короля и герцога на этом не остановились. Оба сошлись, оба поклялись в братской дружбе и скрепляли её по-своему, по-королевски.
Обед закончился тем, что оба велели впустить в залу собак из королевской псарни. Их было около двух десятков, и король с герцогом стали швырять им кости. Своды усиливали лай и грызню. Первыми покинули пиршественную залу дамы, в том числе и негодующие сёстры и бабушка короля. За столом осталось только несколько самых упорных придворных, боявшихся своим исчезновением вызвать немилость своего повелителя.
На следующий день, хорошенько проспавшись, король
Скамьи были полупусты.
— Прочь! — вскричал король прихожанам, сидевшим с требниками в руках. — Сейчас мы свершим то, что угодно святому.
С этими словами ватага принялась ломать скамьи. Они поддавались с трудом, и это только увеличивало азарт гуляк. Церковь наполнилась треском и пылью, испуганные прихожане кинулись вон.
— Остановитесь, что вы делаете? — вопил пастор. — Это же святое место! Это храм Божий!
Всё было напрасно. Наконец пастор признал короля. И взмолился:
— Ваше величество, пощадите. Ведь отец ваш щедро жертвовал на нашу церковь.
— Вот и примите мои пожертвования! — невозмутимо огрызнулся Карл. — Я не менее щедр. Вы будете поминать меня и герцога Фридриха до конца дней. Кончай, братья!
К этому времени почти все скамьи были изломаны. Испуганная толпа собралась на паперти и с осторожностью заглядывала внутрь, силясь понять, что происходит. Завидев и узнав короля, некоторые обнажили головы.
— А, вот этого мы и ждали, — радостно воскликнул король. — Только шляпы маловато, голова должна быть голой, — и с этими словами сдёрнул парик с почтенного прихожанина, обнажив лысину. — Парики долой!
Париков, впрочем, оказалось немного. И тогда, оседлав коней, королевские молодцы — их было двенадцать, по числу апостолов, — бросились на охоту за париками. В этот час их можно было в обилии обнаружить в Бургтеатре, где давалась мистерия «Аман и Эсфирь». Спешившись, они ворвались в залу и принялись сдирать парики. Поднялся ужасный переполох. Занавес срочно опустили. Женщины подняли отчаянный визг. Узнав короля, мужчины, подвергшиеся насилию, терпели. Некоторые бросились подбирать свои парики.
А король и Фридрих надрывались от хохота. Этой акцией закончился весёлый вечер. Ватага отправилась пировать в королевский дворец. Там к тому времени был зажарен огромный кабан, на стол был водружён бочонок вина литров на тридцать. Каждый был сам себе виночерпием: подходил к бочонку, открывал кран и наполнял свою кружку, а порой и кружку соседа.
Король, которому к тому времени ещё не исполнилось семнадцати лет, изощрял свой ум в поисках новых поводов для веселья. Известно: в голове у юных бродит бес разрушения. Этот бес, или демон, как хотите, переполнял короля и герцога. Нет, никто из них не думал ни о последствиях, ни о чужом несчастье, они хотели одного — веселиться любой ценой и во чтобы то ни стало, и может ли кто-нибудь воспрепятствовать веселию самого короля? Ни родные, ни старцы-советники, поседевшие на королевской службе, — словом, решительно никто не мог его
— Я велю пригнать во дворец голов сто баранов и столько же телят, — объявил Карл однажды герцогу.
— А что с ними делать? — простодушно вопросил герцог.
— Как что? Посостязаемся, кто одним ударом сабли отсечёт барану голову, а потом прикажу зажарить сразу дюжину прямо во дворе, на углях.
— Вот будет потеха! — обрадовался Фридрих. — Давай!
В королевские покои согнали целое стадо. Мычание и блеяние зазвучали в залах, где ещё недавно гремела музыка и звучали изысканные речи и тосты. Наборный паркет запятнали лепёшки и катушки, камер-пажи не поспевали убирать.
Ристалище решено было осуществить в бальной зале — там было просторней. Кровавая потеха началась с неудачи: его величество король, сильно размахнувшись, снёс голову первому телёнку с одного маху, но при этом вогнал саблю так глубоко в паркет, что её с трудом удалось вытащить. Кровь жертвы обагрила парадную рубашку из белого шелка, так что пришлось переодеться. Королю предложили надеть фартук из кожи, какие надевают мясники, но он с гордостью отказался.
Фридрих оказался менее удачлив. Первому телёнку он вообще раскрошил череп. И лишь с третьего разу он угодил в шею. Всё вокруг было в крови и гноище. Сиятельным соревнователям пришлось несколько раз переодеваться. Ноги скользили по кровавому месиву, и король приказал подмыть паркет. Но вот конфуз: во дворце на нашлось нужного количества тряпок.
— Шторы долой! — повелел король.
Проворные слуги содрали тяжёлые бархатные шторы и набросили их на пол. Потеха продолжалась без помехи до той поры, когда бойцы сами изнемогли. Счёт был в пользу короля, и по этому поводу устроили великое пиршество с возлиянием.
На следующий день герцог потребовал реванша. Было забито пятьдесят четыре головы, но счёт в пользу короля не изменился. Герцог и король состязались ещё два дня. Бальную залу не успевали отмывать десятки слуг: кровь загустевала и становилась клейкой.
В последний день в залу ворвалась сестра короля Ульрика Элеонора. Ещё девочка, она отличалась буйным темпераментом и завидными для её возраста способностями. Глядя на сиятельную бойню, она заливалась слезами.
— Прекратите! — кричала она, топая ногами. — Вы убийцы, мясники! Вас надо судить!
Дружки смутились.
— Сестра, не мешайся. Мы ведь не мешаем тебе играть в куклы. У нас свои, мужские развлечения, — урезонивал её король.
— Я вас ненавижу! — выходила из себя девочка. — А ты недостоин звания короля, — обрушилась она на брата.
— Я слагаю с себя корону, — насмешливо произнёс Карл, — и возлагаю её на тебя...
Если бы он знал, что изрекает пророчество! Спустя десять лет он был убит во время осады норвежского города, носившего имя его названного брата и друга по утехам — Фредериксхалля. И корона Швеции была возложена на его сестру Ульрику Элеонору, ставшую мудрой государыней. Это при ней в Швеции была ограничена королевская власть, и она стала парламентским государством.
— Успокойся, сестрица, мы уходим. Мы станем развлекаться как-нибудь иначе. Я придумал. Напомним стокгольмцам, что у них есть король и что он вовсе не спит, а постоянно бодрствует.