С ризеном по жизни
Шрифт:
Поддерживая своих ребят в стремлении к дальним походам, я-то знал, что для меня эти мечты могут стать реальностью лишь в том случае, если на борту яхты будет еще один член экипажа — мой ризен. Понимая сложность и, в какой-то мере, авантюрность такой идеи, я, тем не менее, однажды осторожно об этом намекнул своим ребятам. Они поняли ситуацию мгновенно, и решение было единодушным — пятому члену экипажа на яхте быть.
На следующий день после решения экипажа, я привел своего ризена в яхт-клуб. В яхт-клубе он освоился быстро. Деловито обежал все помещения, все тщательно обнюхал, познакомился с дежурной службой, с нашим
Пирс представлялся собой деревянный настил из дубовых брусьев, покоившихся на многочисленных сваях. Высота пирса над поверхностью воды была метра полтора. Быстренько обежав пирс, этот сорвиголова вдруг начал спускаться в воду по одному из трапов. Спустившись вниз на пару ступенек, он остановился, как-то заговорщицки, хитро посмотрел на нас, оттолкнулся лапами от трапа и плюхнулся в воду.
В фонтане брызг эта черная бестия на какой-то момент исчезла под водой, а затем, словно разжатая пружина, с громоподобным лаем появилась из-под воды и снова ушла под воду. Всплыв, наконец, окончательно, он отфыркался и начал мотаться между сваями пирса.
Наплававшись, подплыл к трапу и, как заправский моряк, легко и грациозно выскочил по ступенькам на пирс. Издав полное счастья свое знаменитое хрюканье, он стрелой метнулся к другому краю и, теперь уже прямо с пирса, сиганул в воду.
Наблюдавший вместе с нами за этими выкрутасами пса, видавший виды яхт-клубовский боцман в восторге сказал: — «Ну, брат, он у тебя настоящий моряк!»
С этого момента для моего ризена купание с яхт-клубовского пирса стало ритуалом, не совершив который, он ни за какие коврижки не соглашался идти на яхту, а после возращения яхты с моря — домой.
Яхта наша базировалась в яхт-клубе, на бочке, в пятидесяти метрах от причала. Добирались мы на нее маленькой легкой шлюпкой, именуемой у моряков «тузиком», и мне предстояло приучить его к яхте, и прежде всего пересадке из тузика на яхту и обратно в любую погоду. Эта задача казалась мне не простой, поскольку всегда есть волнение и тузик и яхта пляшут на воде. К моему удивлению, пес ее решил очень легко.
Как только тузик подошел к борту яхты, и стал подниматься на волне, ризен встал на задние лапы, и в тот момент, когда борта тузика и яхты сравнялись, подтянулся на передних лапах и на пузе проскользнул в яхту под леером — специальным тросовым ограждением вдоль борта.
Забравшись на яхту, первым делом он все внимательно изучил и обнюхал, причем делал это крайне сосредоточенно, осторожно передвигаясь вдоль борта с кормы на нос.
Пока он занимался изучением яхты, я открыл каюту и носовой люк для проветривания, осмотрел внутренние помещения, прилег на диван и стал ждать, как будет вести себя мой пес дальше.
Через какое-то время, в проеме входного люка появилась лохматая улыбающаяся морда. Я его позвал к себе.
Спуск в каюту был крутой. В пылу азарта, он решительно перебросил через порог люка передние лапы, но, не почувствовав опоры, с лаем отпрянул назад. Пришлось подняться с дивана и, обхватив его за шею, решительно потянуть на себя вниз. Как только задние лапы потеряли опору, он недоуменно затих, плотно прижавшись ко мне, а затем соскользнул в каюту.
Встав твердо на палубу, он осмотрелся по
В ближайшее воскресенье мы взяли его с собой в море. Подняли паруса. Яхта, набрав ход, накренилась. Пес занервничал, начал суетиться и оглушительно погавкать. Однако, видя, что на его суету никто не обращает внимания, и каждый занят своим делом, угомонился, выбрал себе место на крыше рубки, где меньше всего качало, и блаженно растянулся, положив морду между лапами и даже задремал.
С каждым выходом в море пес чувствовал себя на яхте увереннее и спокойнее, поэтому мы решили, что пора отправляться в двухдневный поход в Ласпи.
Вышли в субботу утром. Слабый попутный ветер наполнил паруса и яхта, лениво переваливаясь на пологих волнах, взяла курс на Ласпи.
Постепенно ветер поменял направление и начал свежеть. В вантах появился характерный свист, а яхту довольно круто накренило. По палубе, при встрече с волной, стала журчать вода.
Пес со всеми членами экипажа находился в кокпите, сидел «столбиком», плотно прижавшись к переборке, стараясь никому не мешать работать с парусами. Я внимательно наблюдал за выражением его глаз, сверкавших из под челки. В них не было страха, а отражалась какая-то внутренняя сосредоточенность и интенсивная работа ума. По его напряженной позе чувствовалось, что он пытается осмыслить необычную и быстро меняющуюся обстановку.
Его спокойное поведение как-то умиротворяюще подействовало на меня и я, сбросив напряжение первых часов перехода, облегченно вздохнул, улыбнулся ему и предложил баранку.
Он с удовольствием ее смолотил, благодарно покрутил обрубочком хвоста и как-то по особенному, тепло мне улыбнулся. Я передал руль одному из ребят, подсел к нему, обнял за шею и потрепал за ухо. Пес прижался ко мне и, скорчив умильную рожу, взглядом показал на пакет с яблоками, который лежал в каюте на диване и на который он не раз косо посматривал. Я достал пакет и дал ему его любимое, зеленоватое, упругое, кисло-сладкое, сочное яблоко. Осторожно взяв яблоко из моих рук, он растянулся на палубе кокпита и начал смачно его уплетать. Смак был настолько заразительный, что все, как по команде, тоже принялись за яблоки.
На ходу при хорошем ветре время летит быстро. За работой с парусами мы не заметили, как подобрались сумерки, а с ними начал стихать ветер. Однако к Ласпинскому причалу мы успели ошвартоваться до наступления темноты.
Итак, первый этап морского путешествия длительностью более десяти часов, мой ризен выдержал великолепно.
В незнакомой обстановке мой пес освоился быстро. С любопытством понаблюдал, как в вольерах плавали дельфины, с удовольствием поносился по крутым горным тропинкам среди зарослей пахучего можжевельника и фисташки, и даже подурачился с местными мальчишками на небольшом, но уютном пляже.