С субботы на воскресенье
Шрифт:
— Не жалеешь, что ушел?
— В чем-то жалею, в чем-то нет. Конкретнее? Ты вот сейчас маешься и не видишь просвета с магазином. А мне все до лампочки. Моя работа теперь такая: шесть часов вечера пропикало — у меня и головушка не болит. Как говорят, спасибо за компанию, подайте шляпу…
В коридоре коротко звякнул звонок. Бирюков подошел к двери, отвел защелку. В квартиру, запыхавшись, влетела Бэлла:
— Должна огорчить, мальчики. Тоська дежурит до утра. Присутствовать не сможет. А жаль: веселая девчонка, с ней не заскучаешь.
Она быстро пронеслась по квартире, и сразу кофточки с платьями оказались в шкафу, журналы —
— Бирюков, доставай из серванта кофейный сервиз, ложечки, сахар и все такое. Кайров, не сиди истуканом, вместо Тоськи весели нас!..
Антон подошел к серванту. Открыл один ящик — в нем лежали чистые салфетки. Во втором увидел столовые ножи, серебряные ложки и вилки. Поверх них лежала распечатанная пачка сигарет и развернутая телеграмма. «Срочно приезжай. Игорь», — мельком прочитал Антон, отыскивая чайные ложечки, затем выставил на стол три кофейных чашки. После этого достал сахарницу. Кайров аккордами попробовал на гитаре струны, подстроил их. Глядя на кухонную дверь, за которой орудовала Бэлла, грустно запел:
Призрачно все в этом мире бушующем —Есть только миг, за него и держись.Есть только миг между прошлым и будущимИменно он называется жизнь…На кухне глухо хлопнула дверца холодильника. Бэлла вошла в комнату, держа в одной руке тарелку с бутербродами, в другой — вскипевший кофейник.
— У нас испортилось настроение? — удивленно обратилась она к Кайрову.
Кайров прижал ладонью струны:
— С чего ты взяла?
— По репертуару чувствую, — Бэлла принялась сервировать стол. — Ну-ка, рвани что-нибудь поэнергичней! Не спать собрались…
Кайров подмигнул ей, бодро ударил по струнам:
Занавесишься ресниц занавескою,Хоть на час тебе жених, ты невеста мне.Коридорного шаги — злой угрозою,Было небо голубым — стало розовым…Бирюков почти с нескрываемым интересом смотрел на Кайрова и не узнавал его. Как будто другим человеком стал Кайров, как уволился из милиции. Он, словно не привыкший к армейской дисциплине солдат-первогодок, оказавшись в увольнении, захлебывался краткосрочной свободой. Глядя на него, и Антон окунулся в такое состояние, будто все реальное превратилось в яркий сон: издалека-издалека доносился поющий голос Кайрова, над чем-то смеялась голубоглазая Бэлла, рассматривая ярко расписанную кофейную чашку. «Она, похоже, совершенно равнодушна к Кайрову, — вдруг подумалось Антону. — Если так, то ради чего организована вечеринка? Неужели ради меня? А почему бы и нет?.. Что я, урод какой-нибудь?..» От этой мысли стало неловко, вроде бы, даже в краску бросило. А Бэлла, словно обрадовавшись его смущению, подсела совсем рядышком, чуть ли не обняла и зашептала на ухо:
— До чертиков совестно, что не прибрано в квартире. В воскресенье забыла будильник завести и малость не проспала на электричку. Совсем обленилась за отпуск, такая соня стала — подумать страшно…
— Куда отпускники торопятся? — улыбнулся Антон. — Можно было позднее уехать.
— Что вы! Не хотелось последние отпускные денечки терять. Да и компания там славная
— Твой?
— Одного знакомого.
«Так вот, значит, куда Бэлла торопилась, не успев прибрать в квартире. В серванте, где лежит телеграмма, — пачка сигарет. Какие это сигареты? Вдруг ростовская «Наша марка»? Рассеянность, дорогой, рассеянность», — упрекнул себя Бирюков и неуверенно проговорил:
— Закурить бы, что ли… У тебя ничего нет?
— Ой, ты знаешь, я некурящая. Хотя… Погоди! Тоська иногда балуется табаком. Кажется, что-то она у меня оставляла, — Бэлла вскочила из-за стола и достала из серванта початую пачку сигарет «Столичные».
«Промах, не те сигареты», — вроде бы с сожалением подумал Антон, разглядывая красивую упаковку. Выхода не было, коль напросился — хочешь не хочешь, закуривай. На третьей или четвертой затяжке захлебнулся дымом и закашлялся, как Борис Медников, «стрельнувший» у подполковника «Казбек».
— Плохие сигареты? — испуганно спросила Бэлла.
— Хорошие, я курильщик плохой. Дымлю иногда, для забавы.
Кайров, вроде бы не слушая их разговора, играл на гитаре что-то грустное. Вообще его сегодня тянуло на грустное. Бэлла приготовила для всех еще по чашке кофе.
— Кайров, говори безалкогольный тост! — потребовала она.
— На двух вэтках сыдэли двэ птычки, — с акцентом начал Кайров. — Подул ветер — ветки закачались. Птички поцеловались и разлетелись. Так выпьем этот кофе за ветреную любовь.
Бэлла весело засмеялась, погрозила Кайрову пальцем и осторожно поднесла к губам чашку. Бирюков отпил несколько глотков. Кайров — тоже. Потрогал струны гитары, словно хотел убедиться, не расстроилась ли она, переглянулся улыбчиво с Бэллой и опять грустно запел:
Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,Но не всегда по дороге мне с ним.Чем дорожу, чем рискую на свете я?Мигом одним, только мигом одним…Бирюков вслушивался в слова песни и не мог понять: то ли намекает Кайров на что-то, то ли выясняет какие-то отношения с Бэллой. Двусмысленность вызывала неприятное чувство. От сигареты горчило во рту. Антон без всякого предупреждения поднялся из-за стола и сказал:
— Спасибо, братцы, за компанию. Сидят, сидят да уходят.
Кайров загородил дорогу:
— Обиделся? За что?
— Какая может быть обида? Надо с Голубевым переговорить.
— Голубев на рыбалке. Я его встретил с удочками, когда на вокзал шел.
— Устал чертовски за день, — попытался найти другую причину Бирюков. — Душно…
— Сейчас балкон открою, — забеспокоилась Бэлла. — В самом деле: чего ты заторопился? Время детское, еще двенадцати нет. В конце концов, приляг на диван, отдохни…
Антон улыбнулся:
— Не хочу с Кайровым конкурировать.
Кайров положил гитару, сухо сказал:
— Шуток не понимаешь. Тогда и я ухожу.
— Вот сумасшедшие, — обиделась Бэлла. — От тоски умрешь с вами.
Кайров мрачно усмехнулся и послал Бэлле воздушный поцелуй.
Теплая, совсем не сибирская ночь, сияла звездами, густо рассыпанными по темному небу. Несколько минут шли молча. Кайров первым нарушил молчание.
— Чего ты взбеленился? — вроде бы с ухмылкой спросил он. — Если бы мне предложила отдохнуть такая шикарная блондинка…