S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I

Перваков Тимофей Евгеньевич

Во время опасности и боя дыхание развитого монстра больше похоже на пылесос. Позволяет одновременно делать вдох и выдох. Однако при "полусонном блуждании" или скрытной засаде респираторный цикл нормализуется, становясь похожим на человеческий.

Широкая пасть, в которую может пролезть телёнок состоит из нескольких подвижных костей, оснащена рядами бритвенно острых зубов, часть которых, словно рыболовные крюки загнута внутрь. И хотя челюсть элитника способна перекусить автомобиль, её основная функция, - удержание на весу и проталкивание. Глубоко утопленные в толстом челюстном хряще клыки служат в этом большой порукой. Элитник способен тащить в пасти вес, в несколько раз превышающий его собственный, даже если этот вес брыкается

и пытается вырваться на свободу.

Разрывать своих жертв развитому заражённому помогают когти и костяные наросты на тыльных сторонах лап, а мощные горловые и шейные мышцы помогают пропихивают в пищевод огромные куски плоти. Жевательные мускулы у элитников не играют особой роли. Ими обладают, как правило, неразвитые заражённые, и чем сильнее и больше становятся мутанты, тем удобнее им заглатывать тело целиком, а не отрывать по кусочку. По той же причине наборы зубов меняются на каждой стадии, и по ним можно почти всегда определить степень развития монстра.

В пищеварительном цикле самую большую роль играют мышечные тяжи, закреплённые у сухожильных пластин по всем сторонам желудка. Поверхность этого пищеварительного отдела устлана наждачной радулой. Мускульная сила желудочных мышц твари столь велика, что может перетереть в порошок даже кусок легированной стали. После того как пища перетёрлась, она попадает во второй отдел желудка, где и распадается в море желудочного сока, столь едкого, что может потягаться с сильнейшим окислителем — петафторидом сурьмы.

Паразит менял заражённых, словно вечно недовольный краснодеревщик. Он стремился делать их сильнее, быстрее, ловче, умнее, и его труд никогда не останавливался. И чем больше мутант бродил по полям и лесам Стикса, тем лучше он подстраивался под его законы, тем больше он уподоблялся этому миру, тем больше он мог поглотить и переварить провалившихся в этот мир несчастных душ.

Горгон прекрасно понимал, что неимоверно рискует, оставаясь так близко к ходячему кошмару, и все его дары, улучшенное Стиксом тело и годы тренировок не спасут его от трёх-четырёх летней марионетки спорового мешка. Однако на его стороне был опыт, и тот же опыт подсказывал Горгону, что щит твари неумолимо проседает каждую секунду, пока сдерживает завал из камней. И ни удивительный экзоскелет, ни сила мышц не удержали бы той горы, которая постоянно давит на тварь. Только её дар, её силовое поле не позволяет сотням тонн раздавить упёртую гадину. И Горгон ждал разрядки этого поля, ждал одновременно с восстановлением своего дара. Ему нужен был только один выстрел, только один малюсенький шанс и победа будет в его руках.

Петрификация не была полноценно боевым даром, но Горгон постоянно изучал свою способность, искал новые пути её применения, обхода существующих ограничений. Так же как он искал способы развития своих органов чувств, не просто оттачивая их, но, находя самые неочевидные применения. Способность дожидалась своего часа, и Горгон прикрыл глаза, сосредоточившись на звуках. Мелкие камешки падали на голову твари, и Горгон слушал их стук.

«Тук, тук, тук», — стучала каменная крошка о бронированную голову заражённого, пока тот выбирался наружу. «Тук, тук, тук» — слышалось вперемешку с лязгом зубов, плотоядным урчанием и остервенелым горловым клёкотом. Отбросив мешавшие восприятию шумы, Горгон сложил руки в молитвенном жесте, обнажая единственный звук, до которого сузился весь окружающий мир.

Элитник, словно разозлённый спокойствием жертвы, принялся втрое усердней грести лапой и через мгновение освободил вторую конечность, а на его макушку продолжал сыпаться мелкий щебень. Легко разбивая лапами глыбы весом в сотни килограмм, элитник выкапывал замурованный торс, понимая, что крепость тела скоро спадёт и ему нужно успеть выбраться, до того как это случится. Извиваясь подвижной спиной и с хрустом смещая кости, дробя чешую и выворачивая свои суставы, он брыкался как бешеный тур, сантиметр за сантиметром

протискивал заднюю половину тела вперёд. К передним лапам прилила кровь, и они напряглись так сильно, что мышцы вздулись в полтора раза. В капающей на пол слюне появились кровавые разводы. Видно, сколь высокую цену тварь платила за свою неразумную игру с людьми. И она это отчётливо понимала, но инстинкт был силён и противостоять ему стоило огромных усилий. Даже в таком критическом состоянии монстр жадно сглатывал, глядя на застывшего в медитации человека. Горгон не видел, как чудище по колено освободило заднюю лапу и теперь рвалось вперёд, предвкушая сытный ужин, не думал, что огромный мутант становится всё более свободным, что если умрёт, погибнут и остальные, что его жизнь висит на волоске, а только сидел и слушал, как по костяной броне стучит каменная галька.

Внезапно он услышал то, чего так долго ждал. Глухой, утопающий стук сменился на более резкий, звонкий. Разница была почти незаметна, но Горгон отчётливо понял, что момент настал. Дар элиты делал броню гораздо плотнее, и потому стук от удара камней казался глухим. Без дара плотность возвращалась к исходной. А поскольку плотные материалы хуже амортизируют звуки, то зная, что слушать, можно было заметить крохотную разницу амплитуд. Горгон понял, что дар пропал.

Человек открыл глаза, и время будто замедлилось. Элитник, не мигая, глядит на Горгона, подобрав лапы под себя и готовясь к прыжку в десятке метров от него. Задняя лапа раздавлена в кашу, и кое-где из брони точат обломанные кости. Густая кровь мерно струится по лапе, скапливаясь в лоскутах пропоротой костями чешуи. Монстру больно, но он уверен, что восстановит силы, съев жалкого человека. Съест, не глотая вкусное мясо, и залижет свои раны. Проклятые камни всё же раздавили заднюю лапу. Жаль, их нельзя за это съесть. А ведь монстр ею так дорожил. «Но нет места горю, когда мясо пред тобою», — видимо, решил тот про себя и перестал думать о переломах, полностью сосредоточившись на изначальной цели своего пребывания в этой пещере.

Толкая землю здоровой ногой, массивная туша с урчанием начала отрываться от поверхности. Расстояние между монстром и мясом было так мало. Пасть уже растянулась в плотоядной улыбке.

Горгон, зарычав не хуже твари, вытянул руки вперёд и выдал самый мощный залп, на который оказался способен, целя прямо по мозгам. Глазомер его не подвёл, и удар достиг своей цели. Недавно ставшее на путь развитие сознание гиганта померкло, а широко раскрытые глаза, ещё мгновение назад полные жизни и жадного голода, остекленели. Монстра повело в коротком пике, и он рухнул наземь, лишившись центров координаций и вообще всех своих полушарий, сколько бы их там ни было.

Горгон откинулся назад, терзаемый головной болью. Тут же его окатило волной известковой пыли и смрадом опорожнённого тварью кишечника. Но не обращая внимание ни на предсмертные судороги твари, ни на вонь, победитель забрался на загривок и одним мощным ударом тесака пробил костяной капюшон. «Биобулат» мёртвых монстров терял добрую часть своих защитных свойств. В другой ситуации Горгон, может быть, активировал дар ещё раз, дождался, пока тварь не затихнет, но сейчас их отряд располагал критически малым запасом времени.

Парой новых разрезов Горгон расширил отверстие, в которое тут же запустил свои грязные пятерни. Накрутив на руку моток спутанных нитей, он вытащил его, мельком отметив приятный медовый блеск, и принялся запихивать его в рот, старательно работая челюстями, при этом не обращая внимание на остальное содержимое спорового мешка. Со стороны казалось, что янтарной паутины было много, но при жевании нити сминались так, что спустя несколько десятков секунд вся она скаталась на языке Горгона в горькое полужидкое тесто. Насколько позволяло отсутствие ног, он заспешил назад и подобрался к полумёртвому Оскару. В тот момент, когда он добрался до парня, Марк сделал последний стяжёк на залитой кровью опухшей ноге.