S-T-I-K-S. Хозяин Треугольника
Шрифт:
Такие живут не долго. Это даже жизнью называть не правильно. Так зачем затягивать душевные мучения…
Аккуратно сложил разбросанные продукты обратно в холодильники. Убрал со стола. Взял мужчину на руки и понес от стола к выходу с тройника. Его тело показалось неожиданно легким. Такое впечатление, что кроме ненужной жизни в этом теле больше ничего и не было.
Странное дело. Старики больше ценят свою жизнь. Возможно, что это всё, что у них есть. И уже нет того катастрофического восприятия потерь близких и знакомых.
По моему, даже есть подходящая поговорка. «Старость прекрасная пора жизни, особенно
Потом взял одеяло и сходил накрыл тело мужчины.
Вернувшись заметил, что с платформ домиков, молча смотрят разбуженные жители Треугольника.
Глава 55
Злой
Глава 55. Злой.
Поездку в Котелок пришлось отложить, по крайней мере до того времени, пока не уляжется брожение в умах.
Вчера утром, после смерти новичка, пришлось напомнить Первому о наших договоренностях, что он должен заботится о создании комфортных условий для меня, обеспечивать возможность жизни на тройнике сегодня и формировать базу для развития стаба Треугольник в будущем. И что для этого у него есть теперь не только свои руки.
Завтрак прошел в гнетущей вязкой атмосфере. Затравленные взгляды, наполненные страхом и упреком. И почти полное безмолвие, в котором был отчетливо слышен каждый звук, издаваемый при соприкосновении чашек со столом и вилок с тарелками. Сложилось впечатление, что от меня ждут объяснений.
Разумеется, никаких объяснений своих действий давать я не собирался, не считал нужным. Во первых, они их вряд ли поймут. Во вторых, в таком состоянии они эти объяснения услышат как шум, не придавая смысла сказанному. В третьих — это будет воспринято как слабость.
Чтобы быть услышанным и понятым, пришлось бы рассказывать от своих целях и взглядах на жизнь, о своих мотивациях. Пришлось бы объяснять, для чего они мне такие, неспособные самостоятельно выжить в Улье. Точнее, для чего я хочу сделать их такими. И хотя, казалось бы, всё просто, всё логично, что в первую очередь стабу нужны люди, сохранившие способность к созидательному труду, а не умеющие бегать по кластерам и убивать зараженных, я вряд ли буду правильно понят. Как объяснить, что человек, уходящий охотиться на зараженных, рано или поздно погибает, и что максимум на что хватает ему добытых споранов, так это на патроны и выпивку. Тем более, что мой личный пример совершенно противоположный…
Сразу после завтрака, все в том же угрюмом состоянии, Первый, Лом, Дед и Бабка, уехали мародерить Сосновку. А Куча, немного задержавшись за столом, сказала, что я могу не волноваться, что формально новичок уже не был новичком, и что главного правила Улья я не нарушил. После чего забрала Гранда и ушла патрулировать.
Во как. Для одних я убийца соотечественника, для других, точнее для другой, главное, что правила не нарушены.
Весь вчерашний день провел в размышлениях и самокопании. Нет, не этот мир сделал меня таким. Похоже, что я и раньше так думал. Что чрезмерная доброта — плохо. Что её не оценят и, тем более, не отплатят за неё. Более того, посчитают слабостью и постараются тобой воспользоваться, а если не получится — обидятся.
Что нужно быть стойким на выбранном пути.
Будучи добрым — хорошим для других не станешь. Скорее — полезным. Просто полезным быть не желаю. Иначе можно было бы остаться в Котелке и работать на кого-то.
Злым? Злым быть легче. Зло само по себе отметает все вопросы о справедливости и честности. Но и злым я тоже быть не хочу. И запуганные рабы мне тоже не нужны.
Нужен некий баланс между добром и злом. А где он? Как его найти? Как найти ту четкую границу в отношениях с другими, заставляющую прислушиваться и не бояться?
Ну, если честно, за весь день раздумий я этого баланса так и не нашел. А значит — значит остается только играть роль злого. Разум подобрал аналогию с температурой. Создать единые комфортные условия практически не возможно. Все равно найдутся те, кому будет или жарко, или холодно. Любое отклонение приведет или к «пожароопасности», или к снижению активности. А вот если сразу будет холодно, то всё ок. Чуть теплее — хорошо, чуть холоднее — шапка теплее. Очень хорошая аналогия со злом.
Ну, что ж — готовьте шапки на меху…
По угрюмости ужин превзошел завтрак. С моим появлением Сосновчане замолчали, многозначительно переглядываясь между собой и стараясь не встретится взглядом со мной. Ближе к концу ужина, Дед заявил, что нужно помянуть новичка. Встал и пошел к холодильным шкафам за спиртным. Первый, заметив, как я слежу за действиями Деда, постарался остановить его, но нарвался на матерную тираду. После чего Дед демонстративно вытащил пару бутылок хорошей водки и несколько палок сухой колбасы, привезенной вчера из Сосновки. Собственно, плохой, точнее, условно плохой, дешевой водки там и не было. Она сразу шла на изготовление живца.
Закончив с едой, я и Куча ушли, и ситуация за столом резко изменилась. Стало шумно. Дед во всю командовал: кому рюмки нести, кому колбасу резать… Сосновские выпили раз, другой. Начались воспоминания о том, каким хорошим парнем был новичок, перемежающиеся громкими завываниями Бабки.
Какое-то время я наблюдал за поминками с платформы домика. Градус эмоций поднимался. Казалось, еще немного, и они пойдут мстить убийце односельчанина, то есть мне. Но нет. Первый быстро захмелел, или сделал вид, что захмелел. Одной рукой подпер голову, поставив локоть на стол. В другой — зажал стакан. Так и замер в одной позе, смотря на остальных. После попыток его растормошить, Дед переключил внимание на Бабку и Лома.
Ещё немного, и единственное, на что была способна Бабка — это резать колбасу крупными кусками. В строю остались двое. Лом с внимательным видом слушал Деда, кивал, пил и ел эти самые куски колбасы. Но насколько я уже успел понять Лома, ему совершенно не важно, что ему говорил Дед, и так будет до тех пор пока на столе есть еда и выпивка. Какое-то время Дед ещё пытался активничать. Потом всё окончательно затихло и Сосновские разошлись спать.
Сегодня проснулся раньше всех. Нет, не с первыми лучами светила. Просто к этому времени обычно уже все вставали. Но сегодня было не так.