S-T-I-K-S. Континент

Елисеев Алексей Станиславович

— Тащить тяжело, — хмыкнул он без страха, впрочем. — Я же упитанный.

— А ты на Казанского посмотри. Вон, лось какой. Дотащит и тебя, и меня, если нужно будет. Видел, как он с одного удара матёрого бегуна ушатал?

— Видел…

— То-то же. Не вякай. Отвлекаешь.

Тело вышеупомянутого бегуна уже перестало дёргаться, а лог всё не появлялся. Как и предполагаемый противник.

Решившись, я вновь присел над убитой тварью. Нам нужен был споран из его спорового мешка, чтобы приготовить живун.

Ногти на руках и ногах мутанта уже превратились в уплощённые толстые когти. Коленные суставы выглядели распухшими, из-за чего крепкие и мощные мышцы ног казались несолидными. Остальные суставы также претерпели схожие

метаморфозы и смотрелись узловатыми наростами.

Остриём ножа я приподнял губу трупа, брезгуя сделать это пальцами. Зубы с виду пока самые обычные. Глаза… Глаза уже слабо напоминали человеческие, главным образом из-за выражения лютого голода и непомерно расширенного зрачка. Кожа имела неестественный мертвенный серо-жёлтый цвет.

Всё это я успел осмотреть, пока переворачивал тварь и искал у неё на затылке споровый мешок. А нашёл странный и явно чужеродный нарост — словно половинка головки чеснока, — видимо это он и был…

Не откладывая в долгий ящик, вскрыл его, разрезав вдоль дольки, и извлёк один споран. Что же, нервно, но несложно. Не глядя, выгреб из мешка двумя пальцами всё, что там оставалось, и отправил в карман. Потом буду разбираться. Сейчас надо убираться с простреливаемого со всех четырёх сторон перекрёстка.

Двери–вертушки без всякого сопротивления пустили нас внутрь. Большой сетевой магазин оказался нетронутым, товары так и были аккуратно расставлены по полкам. Чистый кафельный пол блестел и был настолько стерильным, что с него, казалось, можно было без опаски есть. Царила умиротворяющая тишина. Картину благополучия и изобилия, прилетевшую сюда из мира–донора, портили только несколько частично растащенных скелетов, объеденных до розовых костей.

На контрасте с переживаниями после схватки с матёрым бегуном захотелось присесть в удобное кресло кассира и просто посидеть, приводя пульс в порядок. Меня до сих пор потряхивало от адреналина, но рассиживаться не дала Куница.

Она прислонила палец к губам и указала мне в глубину торгового зала.

Глава 41

Я напрягся, чувствуя, как одинокая тяжёлая капля холодного пота предательски скользнула по спине. Тишина в магазине была обманчивой, почти стерильной, но это не успокаивало, а, наоборот. Первый этаж продуктового выглядел странно для этого брошенного и частично разгромленного мёртвого кластера. Торговый зал почти нетронут, полки аккуратно заставлены банками, пачками круп и макарон, будто их только вчера расставили. Но склад, как я заметил, выглядел вычищенным под ноль, словно кто-то централизованно и методично выгреб всё? что посчитал ценным и важным. Только несколько обглоданных до розовых костей трупов — видимо, бывших сотрудников, судя по остаткам униформы с логотипами сети, — валялись у кассового ряда, напоминая, что этот кластер давно стал мясорубкой для всего живого.

Кости в тусклом свете, пробивающимся через витрины выглядели жутко. Мир Континента — это не просто борьба за выживание, это какой-то проклятый театр, где декорации выглядят нормальными, пока не присмотришься к деталям. А детали всегда кровавые или отвратные. Человек состоит из дерьма и крови, как я уже успел убедиться на собственном опыте, и никто из нас не пахнет розами, если вскрыть. Если же основательно распотрошить, как этих троих, то и вовсе вонища будет несусветная.

Мы поднялись на второй этаж по скрипучей металлической лестнице. Здесь находился другой магазин, из тех, что в деревнях называют «всё подряд». Дешёвая обувь, одежда, в основном камуфляжная, залежи бюджетных пластиковых труб, сантехническая мелочь, мангалы для шашлыка, кухонная утварь и миллион прочей ерунды, на которую в нормальном мире никто бы и не взглянул. Запах пластмассы, металла и пыли

витал в воздухе, создавая ощущение, будто время здесь остановилось задолго до того, как кластер превратился в один из кругов ада. Я посмотрел на Куницу — её лицо было напряжённым, взгляд острым, но в уголках губ застыла привычная презрительная усмешка. Она, похоже, даже в этом бардаке искала повод для едкого комментария.

И тут Хамбурчик, шедший чуть впереди, поскользнулся,издал сдавленный вскрик и с грохотом рухнул на пол, едва не раздавив пару картонных коробок с какими-то гайками. Побледневший, как мел, он тыкал пальцем куда-то вглубь зала, где между рядами с обувью и мангалами копошилось нечто.

— Ой, мамочки, шо ж это такое! — простонал он, в ужасе отползая назад. — Я ж чуть на них не наступил, на этих… на этих уродов!

Я присмотрелся. Три ползуна. Жалкие, оголодавшие твари, явно деградировавшие из медляков. Они были тощими до невозможности, словно высохшие мумии. Кожа обтягивала кости так, что казалось, её можно порвать одним неловким движением. Их движения были вялыми, почти механическими, но в них читалась какая-то голодная тоска. Они жалобно урчали, издавая звуки, похожие на хрип умирающего старика, а из-под их рваных, грязных штанов, явно переполненных отходами жизнедеятельности, доносилась отвратительная вонь. Штаны, кстати, выглядели так, будто их не снимали с момента превращения, а это ведь, вероятно, случилось недели назад.

Карабас, не раздумывая, вскочил на ноги, его глаза дико блеснули, и он, с каким-то яростным исступлением бросился на пустышей с тупым пожарным топором, который мы ему вручили для самообороны. Удары сыпались один за другим, с глухим хрустом и чавканьем, словно он рубил не бывших людей, а гнилые брёвна. Чёрная, густая кровь брызгала во все стороны, орошая пол и ближайшие коробки. Один из ползунов попытался дёрнуться, но получил удар прямо по затылку, от чего его череп раскололся, как переспелый арбуз, выплёскивая серую кашу. Другой проявил чудеса прозорливости и попытался уползти прочь, но Миша настиг его и с остервенением вонзил топор в спину, разрубая позвоночник. Третий даже не успел среагировать — его череп треснул под очередным ударом, а тело обмякло, словно это не живое гуманоидное существо было, а тряпичная кукла.

Куница, стоя рядом со мной со скрещёнными на груди руками, с едкой иронией наблюдала за этим зрелищем.

— Ну что, герой наш одесского привоза, — протянула она, наклонив голову. — Выпустил пар? Или это у тебя такой способ знакомиться с местными? Прямо рыцарь в сияющих доспехах, только вместо меча ржавая железяка, а вместо доспехов — полные штаны. Вытряхнуть не надо?

— Та шо вы такое говорите, пани Куница! — выдохнул Хамбурчик, всё ещё тяжело дыша и вытирая пот с лица. — Я ж не для понтов! Я ж для общей безопасности стараюся!

— Безопасности, — хмыкнула она. — Да ты чуть сам себя не покалечил, размахивая этой хренью. Ещё раз так психанёшь, и я тебе лично этот топор в одно место засуну, чтобы не отвлекал. Дурака ты кусок. Понял?

— Миша Хамбурчик вас прекрасно понял, пани…

— Вот и славненько, — перебила словоохотливого одессита наша валькирия.

Я промолчал, понимая состояние Миши. Он ведь попал сюда, как и все мы, в полное дерьмо, не зная ни правил, ни законов этого проклятого Континента. Если бы не квест от Системы, висящий на нас с Куницей, мы, скорее всего, давно бы бросили его на дороге. Пусть Система и обозвала его «иммунной цифрой», но для меня он был просто досадным балластом с одесским говорком. И всё же я понимал, почему он сорвался. Это был не героизм, а просто выплеск накопившегося страха, который только наваливался на бедолагу с того самого момента, как мы вытащили его из наручников. Здесь, в этом мире, каждый борется с ужасом по-своему. Кто-то, как я, замыкается в себе, кто-то, как Куница, превращает его в злость, а кто-то, как Хамбурчик, орёт и машет топором, чтобы не сойти с ума.