S-T-I-K-S. Резак 2
Шрифт:
Это был бессчётный раз, когда мы пытались по-тихому слинять. Машину крутануло, и мы вошли в очередной дрифт, нарушая все законы физики. Понеслись к небольшой речушке, которую уже форсировали сегодня неоднократно. Свят крутанул машину за секунду до того, как по нам открыли огонь. За нами опять пытались гнаться, но для пулемётных пикапов было глубоко, для бронетранспортёров наш «Урал» был слишком быстрым.
— Мать! Бро! Это сенсы! Они нас видят! Куда бы не поехали, они нас видят. Как из грязи нос высунем, нас поимеют, — Свят на секунду замолчал и сменив интонацию спросил. — Скажи, а правда у животных есть склад для сторонних специалистов, где на халяву могут гранатомёт подарить или пару КПВТ можно взять и унести?
— Да. Есть такой. Я там к ПСС патроны
Товарищ заложил резкий разворот.
— Тогда ты мне должен посещение великого хранилища нолдов. Если есть склад для сторонних специалистов, значит и есть хранилище. Мне ничего не надо, просто посмотреть. Ведь есть?
— Есть. Я обещаю попросить. Очень попросить.
— Это хорошо. А у меня тут один путь есть. Бро, опять держись!
— Свят, давай бросим машину?
— Ещё чего! Резак, ты нужен им. Я столько берёг проход, и отдал его Собаке. Если сейчас брошу взрывчатку, то меня жаба задушит. Я в подземелье всё равно попаду не раньше, чем через год. Держись! — прервал свою жалостливую отповедь мой товарищ, и мы понеслись по редколесью, вышли на грязь и заехали на большой холм, с которого влетели в железнодорожный туннель.
Машину дико трясло на рельсах. Я молчал, вжавшись в сидение и вцепившись в ручки. Видя, как Свят напряжённо всматривается, не хотел лезть под руку и отвлекать. Проехав с полкилометра Свят заговорил:
— Это последний выход. Мы сейчас для них невидимы, но это единственно место куда можно свалить, думаю они скоро сообразят и сунуться в туннель. Если сегодня ничего не взорву, то не прощу себе этого никогда. Тебя раньше высажу. Сейчас будет электрощитовая, за ней узкая щель. Там проход наверх. Я поеду дальше. Этот выход на поверхность единственный, на весь туннель. Я проеду ещё километров двадцать и там подорву машину. Ходы идут ещё километров на двести и выходят на Сталинград. Ни одного больше выхода из туннеля нет. Они решат, что мы хотим отсидеться или просто сами подорвались, в любом случае нас на той стороне заражённые сожрут. У тебя будет время сбежать.
— Это и есть проход на Сталинград? А ты?
— Ага, только заражённые в этот туннель не заходят, а на выходе их миллионы, кроме меня там никто не выживет. Я там уже был и вернулся. Резак, о твоём проходе никто не знает, они должны за грузовиком погнаться. Как будешь на верху, сразу к Кабальеро, пусть с твоими боссами стыкуется. Всё, на выход! И поторапливайся, ползти на верх долго, а взрывчатки у меня много. Всё, на десантирование!
Я хлопнул товарища по предплечью и спрыгнул около неприметного электрического шкафа, каких тут сотни. Небольшую щель нашёл сразу, и протиснувшись в неё метра три, обнаружил вполне приличный проход, для гибкого и непривередливого человека. Местами он был довольно широким, а местами приходилось изгибаться, но без фанатизма.
Свят почти не сомневался в том, что об этом проходе никто не знает. Эти всегда, почти, чуть-чуть, и совсем немного — они меня просто преследуют по жизни. Меня ждали. Я уверен, что ждали именно меня, но в планы ожидающих вмешался кто-то третий. Наверх ушёл бой. Я аккуратно высунулся из люка и увидел, как женщина, закованная в броню очень похожую на доспех римских легионеров и космический скафандр одновременно, металась между бойцами. В её руках были два клинка, и она двигалась стремительно. Умения Стикса просто заполняли всё пространство, и женщина выливала силу ничуть не экономя. Её ножи были хороши! Она ушла в перекат, пропустила над собой выстрел из подствольного гранатомёта, ударила по ногам бойца, задержала лезвие в районе середины кости и выпрямившись, рассекла тело до самого подбородка. Нож не заметил бедренной кости, грудины, бронежилета с керамическими пластинами, разрубил подбородок и оставил хорошую зарубку на каске.
Я, словно чёртик из табакерки, выпрыгнул из люка, чиркнул гранатомётчику Пальценожем по шейным позвонкам, доступным через узкую щель между каской и воротником бронежилета. Он так увлёкся выцеливанием шустрой дамы, что совсем не смотрел
Ничего объяснять и показывать не надо, я прекрасно знал куда побегу через мгновение, и что собралась делать она, хотя, каким образом девушка собралась это сделать, мне не совсем понятно.
Почему девушка? Она была закована в доспех повторяющий анатомические формы как у древних греков и римлян, только из какого-то современного материала, шлем имел непрозрачное забрало, а в руках у неё были два весьма странного вида клинка, которые резали не хуже моего Брата и Пальценожа. Мы разошлись дугой. Я сделал рывок, а она рванулась на всей возможной скорости, не скрываясь, на пулемёты. Два ПКМ в упор, не смогли остановить воительницу. Пули просто отлетали от её доспеха, а я, прокатившись под корягу ударил по ногам снайпера, который упал, а я рубанул, вспоров брюшину. Ткнул, бьющегося в агонии бойца ножом в голову. Он такой же, как и я, только ему сегодня не повезло и оставлять подранка совсем не хотелось. Откатился от растекающейся лужи крови, пытаясь сохранить хоть какое-то подобие чистоты у одежды.
С пулемётчиками тоже было всё кончено. Девушка уже откинула наверх своё непроницаемое забрало. Юное, можно сказать подростковое лицо, смотрело недобрым взглядом на оставшегося в живых перепуганного бойца. У него были подрезаны сухожилия, и руки свисали тряпками, а остальных разметало в куски. Всюду была типичная расчленёнка, с ровными срезами, проходящими через пластины бронежилетов, каски и прочие предметы амуниции.
Я сразу на это обратил внимание. Мои мономолекуляры резали всё, не тупились и не ломались, но, чтобы разрезать, как бы сказал один мой знакомый: «от шеи до седла», на это мои величайшие ножи нолдов были неспособны. Не хватит никакой силы рассечь керамическую пластину бронежилета или разрубить болтавшийся на груди ствол автомата. Дело не в том, что нож не разрежет, а дело в вязкости материала. Лезвие разрежет, а сам клинок завязнет. Я могу так сделать, но нужно применять умения Стикса, а её ножи резали сами, без всяких умений. Всюду валялись подтверждения моих наблюдений в виде ровных срезов на касках, бронежилетах и отрезанных конечностях.
Девушка внимательно осматривала стоящего на коленях пленного, а затем в одно движение, очень ловко, от уха до уха прошлась ножом. В её руке оказался скальп с двумя ушами. Она сняла скальп точно и привычно, только обычно надрезы делали по кругу и никогда уши в состав скальпа не вводили. Она внимательно осмотрела своё произведение искусства. Мне не раз приходилось снимать скальпы с мерзавцев или для устрашения какого-нибудь очередного ублюдка, но сделать «скальп-ушанку», даже мне не приходило в голову. Немного подумав и очевидно решив, что это не самое лучшее изобретение, одним движением отрезала уши, а остаток разместила в небольшой коробочке на бедре скафандра. Девушка, наигравшись с пленным, легко ткнула его ножом в голову, пробив череп и направилась ко мне широко улыбаясь. С сильным акцентом представилась:
— Джульетта.
Я улыбнулся в ответ, развёл ножи в стороны, показывая, что совершенно открытый и не собираюсь ничего агрессивного делать:
— Резак. А Ромео где? Негоже одной Джульетте скальпы резать.
— Он не режет. Это я непилот-капитан. Он на стабе остался. Дома с ребёнком будет. Нам нельзя в одном подразделении воевать, чтобы оба родителя в одном бою не погибли. Ребёнка должен кто-то обязательно воспитывать, хотя бы один из родителей.
Перед глазами стала Гайка, когда я её беременную выхватывал из-под колёс несущегося броневика, посланного Самкой. Как-то сразу на эту тему продолжать шутить расхотелось. Есть ещё одна странность. Эта юная девочка говорила о ребёнке, как о гарантированно иммунном. Она либо совсем глупая, либо уверена, что у неё ребёнок иммунный.