С тобой моя тревога
Шрифт:
— Иван… Иван Одинцов.
— А меня — Лариса.
— А фамилия?
— Хлебникова… Вот мы и познакомились… Второй раз…
— После работы что будете делать? — неуверенно спросил Иван.
Она зарделась и, чтобы скрыть смущение, рассмеялась:
— После работы — домой!
— У нас во Дворце кино будет… И танцы.
— Так вы, Ваня, не танцуете вроде… И поздно. До города трудно добираться.
— Я провожу. Так как? В кино?..
— Посмотрим…
— А сапожки-то все же купили!.. — кивнул он на новые кожаные сапоги.
— Да… —
— М-да-а! — сказал Иван. — Чего же, в долг собрали небось.
— Нет… Выручили… — Лариса тряхнула золотистой головой. — Ну, я пошла.
Иван стоял, глядел девушке вслед, пока та не дошла до того места, где лежала на транспортере постеленная ею газета, сняла плащ и, сложив аккуратно, положила рядом с сумкой. Потом неторопливо направился к сварочному аппарату, бормоча:
— Мать честная, курица лесная! Вот дела!.. Это же немыслимое дело получается, гражданин прокурор! Прямо спектакль какой-то!
До конца работы он не раз поднимал очки на лоб, оглядывал длинный шумный цех и, если не видел Ларису, быстро переводил взгляд туда, где лежала сумка, успокаивался: сумка была на месте…
— С ног валюсь, — сказала Лариса, когда он встретил ее у заводской проходной. Неля понятливо ушла вперед и присоединилась к группе девчат. — Какое тут кино!
— Я провожу?
— А вы не устали разве?
— Я же камни не таскал?! Сидел себе, покуривал да поплевывал… Можно?
— Ну что ж, проводите немного.
Солнце садилось за горы, красное, как утром. Ветер дул им в лицо. Волосы у Ларисы полыхали багряно-золотым пламенем. От длинных ресниц падала тень на щеку и маленький нос. Высокие каблучки ее сапожек звонко цокали по асфальту.
Иван шел, сдерживая дыхание, стараясь не шагать привычно широко.
— Лариска! — послышался голос Нели. — Скорее, я место тебе держу!
Иван не садился в автобус до его отправления, курил.
— Привет, Одинцов! — окликнул Ивана шофер.
Иван узнал шофера, который вез его «оттуда».
— Здорово! — поприветствовал он его.
Автобус довез их до ресторана, в котором Одинцов с Дурновым отметили выход на волю. У него и сейчас осталось еще немного из тех денег. Одинцов даже залез во внутренний карман пиджака, пощупал: «Здесь, куда им деться! Вместе с остатком зарплаты лежат… В самый раз выругаться как следует, коли так все оборачивается. Но и выругаться-то нельзя. Вот дела, мать честная, курица лесная!..»
— Пойдемте! — позвала Лариса и дотронулась до его локтя. Автобус сделал круг на перекрестке улиц и умчался: — Теперь две остановки на городском проехать.
— Пройдемся пешком, — предложил он.
— Домой надо…
— Мама заругает, да? Что не вовремя явилась…
Лариса не ответила. Сказала бы, что дома сынишка у нее маленький, да к чему?.. Может, и встретились-то «здравствуй и прощай»…
Но Иван вдруг сам вспомнил, что тогда, в магазине, она упомянула о сыне, что лучше бы ему что-то там купила.
— У
— Да…
Одинцову впервые в жизни захотелось быть не только добрым; появилась вдруг потребность хоть в малой мере искупить свою вину перед этой женщиной.
— Зайдемте на минутку в гастроном? — попросил он.
— Зачем?
— Папиросы кончились, — соврал Иван.
Он оставил ее в стороне от очереди в кондитерский отдел.
Под стеклом лежали в бумажных кружевах шоколадные фигурки, мерзли в холодильнике торты, вазы, как диковинные ежи, щетинились уголками пестрых оберток конфет.
— Подсчитайте! — попросил Иван продавщицу.
Он умышленно отделил от заработанных те, «темные» деньги, сунул обратно в карман, заплатил своими, из зарплаты.
— Чего это вы набрали?! — воскликнула Лариса.
— Надо! У меня, может, праздник сегодня.
— Выдумщик! — покачала Лариса головой. — Ох, и выдумщик!
Ларисе все больше нравился этот красивый грубоватый парень. После обеденного перерыва в цехе и потом в автобусе девчата из группы допытывались, кто такой? Она только посмеивалась, мигала Нельке лукаво: «Не выдавай, подружка!» Лариса меньше всего предполагала, что новый знакомый напросится в провожатые, а когда тот все же напросился, согласилась скорее ради того, чтобы подзадорить подруг. Однако когда Иван сел в автобус, поймала себя на том, что обрадовалась. Совсем немного, чуть-чуть, но обрадовалась. И ей было совсем не все равно то, что он на других девушек глядел так, точно их и в автобусе не было, а на нее — украдкой, через плечо.
«Да что я, не человек, что ли?! Три года только и знаю: лаборатория, лекции, пеленки, лаборатория, лекции, пеленки! В кино за лето трех раз не была!.. Имею я право на то, чтобы меня хоть домой проводили!» — думала Лариса, оправдывая себя.
Они пересекли по диагонали пустой плохо освещенный парк и вышли на широкую улицу, по которой мчались троллейбусы. Около гостиницы запахло дымом и жареным мясом, из окон ресторана глухо доносилась музыка. Они свернули в улицу направо — тихую, густо засаженную огромными деревьями.. Вдоль тротуаров тлели костры из сухих листьев.
— Вот мы и пришли, — остановилась Лариса перед небольшой калиткой в глинобитном заборе.
Над забором свисали длинные тонкие ветви вишни. Рядом с забором стояло маленькое деревце. Иван разглядел на его стволе сучок и повесил сверток за бечевку, потер онемевшие пальцы.
— Что ж, до свиданья. — Она стояла спиной к калитке, засунув руки в карманы плаща. — Идти пора…
Лариса произнесла эти слова просительным топом, будто от Ивана зависело, отпустить ее или задержать. Было в ее фигуре, в узеньких прямых плечах, туго обтянутых тонким плащом, в поднятом к нему спокойном и вопросительном лице что-то доверчивое и беззащитное. Иван не удержался, положил широкие ладони ей на плечи, властно притянул к себе, чтобы поцеловать. Она резко наклонила голову, губы его коснулись пушистых волос на затылке.