С видом на жизнь. Дилогия
Шрифт:
— Ты что, беременна? — воскликнул Рис.
— Ну надо же, они уже и шуток не понимают! Неужели все так серьезно?
Рис, похоже, облегченно выдохнул. nbsp; — Такого вообще не может быть… — прошептал он на ухо Рису. Потом дождался, пока из принтера выйдет распечатка результатов и, молча позвав за собой Бориса Дмитриевича, вышел в соседнюю комнату. — Признайтесь, где вы ее нашли?
— Вета, я просто рассказывал о смысле эксперимента… — Виктор замялся. — Понимаешь, я не могу предугадать, чем он закончится. А без четкого представления последствий начинать его опасно.
— Ничего,
— Тогда ты должна подписать бумагу, что берешь всю nbsp; — Просто однажды она появилась в нашем городе… А это не может быть сумасшествием?
ответственность на себя.
— Где ставить крестик?
— Вот здесь… — Виктор вытащил исписанные от руки листики и протянул мне.
— Ты хоть прочитай, чего там написано, — порекомендовал Рис. — А то продашь себя сейчас всю с потрохами.
Я к этому замечанию прислушалась и внимательно прочитала, что я Вета Тиан — Иррская беру на себя всю ответственность за возможные негативные результаты опыта, от юридического преследования отказываюсь…Я взмахнула ручкой и расписалась так, как делала это в Лигензиии, не забыв упомянуть свой титул. Виктор по мере подписания бумаги расплывался в широкой улыбке, которая, к слову, сошла, едва он прочитал про баронессу и подданную Лигензии. В глазах его мелькнула догадка. Я даже знаю, какая.
— Нет, не был, не участвовал, не состоял на учете в дурке… — ответила я как можно серьезнее. — Когда?
Виктор пожал плечами:
— Да хоть сейчас. Аппарат вечером всегда свободен.
— Тогда чего мы ждем? — спросила я, уже направляясь к своей комнате, где мне предстояло переодеться. На высоченный стол, который потом вдвигался в сканер, трудно было взбираться в обтягивающей юбке.
— Вообще-то, Вета Тиан — Иррская, мы ждем твоих документов.
Я тормознула на самом верху лестницы.
— А отчество ты мне какое придумал?
— Борисовна…
— В дочки записал? — я хмыкнула и насмешливо посмотрела на Риса.
— А что? Поторопился?
Я пожала плечами. В принципе, мне все равно.
— Ладно, вы ждите, а я все-таки, переоденусь.
Я так волновалась, что под множеством ослепляющих огней, коими была утыкана лаборатория, на лбу у меня выступили капельки пота. Рис стоял рядом и держал меня за руку. Он говорил что-то ободряющее, но я его не слушала. Наконец Виктор выгнал его, и включил утробно заурчавшую машину. Стол вместе со мной медленно поехал в полукруглый зев аппарата. Электроды, которые вели к моей голове, начали потрескивать, и меня пронзила острая боль, выгнувшая меня дугой. Я закричала, из глаз брызнули слезы. Виктор тотчас отключил аппарат и покачал головой:
— Нет, кроме боли — ничего. Так не пойдет… Чего-то мы не учли.
Рис уже подбежал ко мне и, взяв меня на руки, понес к кушетке, располагавшейся тут же.
— У, садюга! — прошептала я, немного успокоившись и погрозив ученому кулаком.
— Я же предупреждал, — развел руками Виктор. — Хотя… Все вроде бы предусмотрели, сделали, как и было в прошлый раз.
— В прошлый раз я пела! А в этот — кричала! Вот и вся разница…
Мужчины
— Точно, — хлопнул себя по лбу Виктор, — она пела!
— Ты думаешь…
— Сейчас, — Виктор убежал, а через минуту вернулся со стареньким, еще кассетным магнитофоном. — Вот! Надо записать ее песню!
— Ты бы еще патефон приволок, — я все еще была обижена на ученого. — Какой музей ограбил?
— Но у меня под руками нет больше ничего… — Виктор смущенно оправдывался, будто его застукали за писанием на стенку.
— Ладно, давай настраивай. Я буду петь!
Я сползла с коленок Риса, прошлась по комнате, распеваясь, как великие оперные певцы перед выходом на сцену. Рис засмеялся, но под моим суровым взглядом зажал рот рукой и, сделав невинные глаза, замолчал.
— А мне петь ту же, что и в прошлый раз?
Виктор кивнул, вставил кассету в магнитофон и махнул рукой. Я начала петь:
"Мы снова спим валетом
В одной большой кроватке,
Бессовестное лето
Не щекоти нам пятки!
Спешить уже не надо,
Успеем — не успеем…
Мы просто очень рады
Тому, чего не имеем!
Пройдет сезон каникул,
В Париж уедет лето,
С конца читая книгу
Про Ромео и Джульетту.
На новеньких шпаргалках
Напишем смех и радость,
Лишь будет чуть — чуть жалко
Того что нам осталось".
(Д. К)
Виктор записал всю песню, потом проверил и поставил на самое начало.
— Все готово! Ну что, Вета! Рискнешь еще раз?
Я, стиснув зубы, кивнула и направилась к адскому ложу.
— Ты уверена? — Рис остановил меня. — Ты ведь не обязана…
— Я просто хочу знать, получится или нет. Если остановлюсь сейчас, потом не прощу себе. А вдруг я где-то около разгадки…
Машина вновь заурчала, но прежде, чем мое ложе двинулось внутрь аппарата, этот звук был перекрыт моим же голосом. Я закрыла глаза и сосредоточилась на нем, отметив, что для такого старья, как этот магнитофон, запись получилась нормальная. Правда, постороннее шипение присутствует, но это, как говорится, издержки производства. Виски вновь стало покалывать, но в какой-то момент неприятные ощущения исчезли, появилась легкость, все мое существо окутала теплая волна радости и покоя. От неожиданности я даже чуть не подскочила, но удержалась в последний момент. Распахнув глаза, я стала смотреть как вдруг расплылось все окружающее меня пространство, соткавшись вновь в интерьер моей комнаты в Тиан — Ирре и склонившееся надо мною лицо Астелиата.
— Вета! — закричал он, упал на колени и схватил мою руку.
Я попробовала пошевелить ею и мне это удалось. Медленно словно сквозь кисель подняла ее и провела по волосам Астелиата. Это было так… чудесно… Но комната вдруг снова стала размываться. Я испугалась, и это отразилось в моих глазах. Астелиат крепче сжал руку и стал покрывать ее поцелуями.
— Я люблю тебя! — успел он выкрикнуть, прежде чем моя тушка вновь оказалась в лаборатории. Вместо Астелиата передо мной появилось бледное лицо Риса. Музыка уже стихла, как и звуки работающей машины. У стола без малейших проблесков сознания лежал Виктор.