С вождями и без них

Шахназаров Георгий Хосроевич

Но одной из самых привлекательных черт Михаила Сергеевича как политика было как раз то, что вопреки собственной выгоде он ставил на первый план достижение стратегической цели - введение в стране полноценной демократии. Как генеральный секретарь в ущерб своему престижу не раз заступался на пленумах ЦК за Ельцина, Лациса и других "смутьянов", защищая их от расправы ретроградов, так на съездах народных депутатов президент урезонивал агрессивное большинство, требуя дать возможность высказаться Сахарову, не сгонять с трибуны Черниченко, не заглушать криками Карякина. А в Верховном Совете остужал страсти крикливых ораторов обеих сторон. Это вовсе не благостный нейтралитет,

потому что правящая партия, от имени которой выступают алкснисы, коганы и суховы, обладая еще огромным перевесом, запросто могла заткнуть рты своим оппонентам. Горбачев не допускал этого, хотя отнюдь не сочувствовал всему, что произносилось, иногда с яростью выкрикивалось из "межрегионального угла". Иными словами, он добросовестно выполнял роль арбитра, стараясь приучить новый парламент вести дискуссию, а не драться на кулаках. Когда это более или менее удалось, Михаил Сергеевич передал бразды правления законнику Лукьянову, и тот закреплял политическое равновесие с помощью юридических процедур.

Итак, Горбачев создал парламент, которому суждено было просуществовать меньше трех лет и кануть в вечность вместе с Советским Союзом. Будет крайней несправедливостью говорить, что эти героические усилия оказались зряшными. Союзный парламент почил в бозе, это так. Но накопленный им потенциал, как любит говорить Михаил Сергеевич, не рассыпался в прах, а разделился на 15 и даже больше частей, по мере того как автономии по примеру союзных республик обзаводились собственными парламентами. Конечно, у каждого из них свой характер, каждый претендует на специфику, но все-таки перенимает и структуру (президиум, комитеты, комиссии, аппарат, подсобные институты), и вновь обретенный законотворческий дух, выношенный похороненным без почестей их старшим братом.

Что бы отныне ни говорили и ни писали о Горбачеве, как бы его ни ругали, он навсегда останется отцом отечественного парламента. Могут возразить, что впервые в России появилась Дума. Но Николай II не строил ее и не лелеял, он всего лишь декретом, притом вынужденным, позволил ей появиться на свет. А там уже это нелюбимое дитя должно было заботиться само о себе, не только не получая поддержки, но чувствуя на себе хмурый, подозрительный взгляд самодержца, только и думавшего, как поскорее спровадить его на тот свет.

Горбачев, как примерный родитель, заботящийся о своем чаде, ухаживал за парламентом, помогал встать на ноги, не только не ожидая благодарности в будущем, но снося брыкание депутатов, которые после овации, устроенной ему при первом появлении, начали журить, потом поругивать, а осмелев и войдя во вкус, учиняли форменные разносы, не всегда заслуженные. Президент обижался, досадовал, злился, и это порой прорывалось в резких репликах или невнятных угрозах, которые враждебно настроенная пресса, не прощавшая ему ни одного промаха, немедленно объявляла покушением на демократию.

Наряду с гласностью первые выборы и первый парламент, заслуживающие этих названий, - главное дело Горбачева-реформатора.

Укрощение Молоха

Задумаемся, уважаемый читатель, почему указ о создании Красной Армии был подписан Лениным 23 февраля 1918 года, то есть спустя четыре месяца, а не на другой день после октябрьского переворота? Ведь сам Ильич говорил, что революция "только тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться". Как же можно было отложить на столь долгий срок формирование собственных вооруженных сил, да еще продолжая находиться в состоянии войны с Германией и потеряв контроль над тремя четвертями территории страны?

Главной причиной этой странной затяжки

была уверенность в том, что, захватив власть в государстве, большевистское правительство на законных основаниях будет распоряжаться и его армией. Понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что для этого недостаточно назначить своего главнокомандующего и несколько сот других высших чинов. Сколь революционны ни были бы настроения солдатской массы, дух армии, ее боевое состояние определяют младший и средний офицерский состав - от прапорщиков до полковых командиров. А офицеры, присягавшие государю, в большинстве своем встретили Октябрь враждебно и, когда Колчак, Деникин, Врангель подняли "белое знамя", пошли воевать с Советами; чтобы победить белую армию, понадобилась Красная.

Но не только для этого. Не оправдались расчеты Ленина на то, что Германия, надорвавшая силы борьбой на двух фронтах и вдобавок беременная революцией, с восторгом примет предложенный ей мир и не станет выдвигать никаких претензий. За эту стратегическую ошибку пришлось расплачиваться позорным Брестским миром. Хотя наша историография выдавала его за мудрый тактический маневр, в действительности это была именно расплата за все ту же четырехмесячную затяжку с формированием новых вооруженных сил, всецело лояльных по отношению к революционному правительству.

Помимо обыкновенного просчета, эта оплошность объясняется простодушной верой в постулаты марксистского учения, и не только марксистского. Как всякий социалист по чувству и убеждению, Ленин верил, что воцарение справедливого общественного строя будет иметь одним из своих важнейших следствий искоренение враждебности между народами и государствами, утверждение вечного мира. В благословенном золотом веке, в который Россия шагнула 25 октября, отпадет нужда в деньгах, в полиции, бюрократии и, разумеется, в армии.

Случится это сразу или придется подождать - было не совсем ясно. Даже фанатики коммунистической веры понимали, что скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, а пока революция должна защищать себя. Но как мыслил в канун Октября ее пророк и вождь, эту роль, по примеру Парижской коммуны, могут выполнить отряды вооруженных рабочих. В знаменитом своем труде "Государство и революция" Ленин предрекает превращение государства в полугосударство, имея в виду постепенное отпадение орудий подавления, перенос центра тяжести государственной деятельности на созидательные хозяйственные и социальные функции. А у полугосударства, естественно, должна быть и полуармия. Примерно таков пафос этой работы, свидетельствующий о чистоте помыслов, с которыми большевики шли "штурмовать небо".

Это сознательно игнорируется теми, кто, следуя заданной схеме о "злодействе большевиков", изображает РКП(б) бандой уголовных насильников, своего рода мафией, рвавшейся к власти, чтобы установить кровавую диктатуру. Чепуха! Диктатура пролетариата мыслилась Лениным и его соратниками как царство свободного труда. Крыленко не готовили в главнокомандующие, а Дзержинского - в председатели ВЧК. Распределение ролей произойдет позднее, когда в их руках окажется власть, а с нею придет отрезвление от иллюзий. В фантастически короткие сроки Ленин пересматривает "всю нашу точку зрения на социализм". И одним из элементов этого пересмотра становится создание регулярных вооруженных сил, способных раздавить "контру", вернуть отторгнутые территории, привести в повиновение вздумавших отделиться националов, гарантировать безопасность страны от иностранного нашествия, наконец, быть опорой советской власти и вместе с чекистами исключить всякие на нее покушения.